– Шлюхи, что зарабатывают себе на жизнь только этим, как я, – в нашем ремесле это редкость, – хвастливо заявила она. – Прямо как черные лебеди. Мы, можно сказать, особая порода, настоящая аристократия. Я в пятьдесят пятом году даже была в списке Гарриса.
– А что это такое?
Куколка, как обычно, закатила глаза. Она делала так всякий раз, когда Мэри демонстрировала свое невежество.
– «Список Гарриса леди Ковент-Гарден» – ты что, не знаешь? Это что-то вроде циркуляра, его печатают для джентльменов каждый год.
– И что там говорилось про тебя – ты знаешь? – полюбопытствовала Мэри.
– Слово в слово. Я заплатила мальчишке, чтобы он прочитал мне это вслух, и он повторял до тех пор, пока я не запомнила. «Мисс Долли Хиггинс, пятнадцать лет, пышные формы, веселого нрава. Обращаться в «Голову мавра».
Значит, Куколке всего двадцать один, подсчитала Мэри и ужаснулась. У нее было лицо хорошо пожившей женщины.
– «Удовлетворит вкус самого взыскательного ценителя красоты, – продолжила Куколка, – которому к тому же не следует опасаться неприятных последствий». – Она хрипло расхохоталась. – Конечно, триппера во мне было уже хоть отбавляй, не хуже чем у тебя. Но сказано было хорошо.
– Но мне кажется, я уже чистая, – сказала Мэри.
– О, раз эта зараза попала тебе в кровь, она уже не пройдет, – со знанием дела заметила Куколка. – Мадам Трепак – она остается в гостях навсегда. В следующий раз, как ляжешь с парнем, подмойся джином – если не жалко переводить добро – или хоть просто пописай.
– Я не собираюсь ложиться ни с какими парнями, – холодно сказала Мэри. При одной мысли об этом у нее задрожали руки, и она спрятала их за спину.
Куколка рассмеялась:
– Как же тогда ты собираешься зарабатывать себе на хлеб?
– Я что-нибудь придумаю.
Теперь, когда Мэри узнала город получше, она видела, что занятий для девушки здесь сколько душе угодно. Не обязательно становиться служанкой или швеей. Можно быть кухаркой, молочницей, цветочницей, торговкой рыбой, прачкой, садовницей, повитухой. Ей приходилось видеть даже женщин-аптекарш. Можно держать школу или приют для сирот, булочную или шляпную мастерскую. Всюду, где могла, Мэри расспрашивала людей об их ремесле. Она хотела знать: как девушке четырнадцати лет встать на ноги?
В ответ она слышала, что еще слишком молода. Или что ничего не умеет. Что у нее нет коровы, или телеги, или лавочки. У нее не было денег, чтобы вступить с кем-нибудь в долю, или мужа, который оставил бы ей дело в наследство. У нее не было опыта. Она ничего не смыслила в торговле и в покупателях.
Если бы Мэри была одна, в конце концов она сумела бы за что-то уцепиться – в этом она была уверена. Продавала бы всякую рухлядь, старые газеты, использованную чайную заварку – на помойках и в сточных канавах можно было найти кое-что полезное. Будь она сама по себе, она научилась бы жить на полпенни и носить простую одежду круглый год. Она готова была делать что угодно, только бы не сбылось предсказание матери, что она окончит свои дни в работном доме.
Но она была не одна. Рядом с ней была Куколка – Куколка, которая щеголяла в шелках и смеялась над любым честным ремеслом. Под ее руководством Мэри попробовала ром с Барбадоса, французское вино, лимоны из Португалии и ананас – такой сладкий, что у нее чуть не взорвалась голова.
– Это из оранжереи на Пэддингтон-Уэй, – сообщила Куколка. – А знаешь, на чем он вырос?
– На чем?
– На нашем дерьме! – Куколка зашлась от смеха. – Клянусь богом, они покупают свежее дерьмо со всего Лондона у золотарей и выращивают на нем ананасы!
Куколка приносила с собой джин, и веселье, и разнообразие, и бодрящее ощущение неизвестности – кто знает, что готовит им этот день? Мэри словно лишилась способности принимать решения; будущее ускользало из ее рук.
Кроме того, было и еще кое-что: ее живот. Мэри ощупывала его каждое утро и, несмотря на все свои надежды, вынуждена была в конце концов посмотреть правде в глаза. Он нисколько не уменьшился. То, что росло внутри ее, сумело пережить и солдат, и канаву, и даже лихорадку. С каждой неделей оно становилось все больше. Ночью, повернувшись спиной к Куколке, Мэри обхватывала себя руками и изо всех сил сжимала живот до тех пор, пока ей не начинало казаться, что он сейчас лопнет.
Однажды торговка рыбой, которую Мэри расспрашивала о том, как продавать устрицы, окинула ее корсаж опытным взглядом и заметила:
– Что ж, ты всегда сможешь наняться в кормилицы, если твой собственный не выживет.