Лейтенант подумал, что если тоже поднять это невыразительное лицо, как забрало…
– Что ты там видел? – спросил полковник. – Опиши мне. Коротко, ясно и точно.
– Есть! – Лейтенант подумал секунду. – Я видел… это выглядело как черная… вспышка.
– Какого черта?!
– Выбило предохранители, Славик. Слишком большое напряжение.
– Как наш пациент?
– В норме. Ритм сердцебиения сильно участился.
– Введи стабилизатор. Два кубика.
– Будем, продолжать?
–Да, но с пониженным. К черту полковника. Мы или мозги ему сожжем, или аппаратуру. Ты еще долго будешь возиться?
– Минуточку… Все. Ты сказал пониженное? –Да, триста пятьдесят. Напряжение есть?
Шагать рядом с облаченным в «скорлупу» полковником было неуютно. Лейтенант, как все рослые мужчины, не любил чувствовать себя ниже кого-то. Кроме того, беспокоила собственная незащищенность на открытом со всех сторон участке. Нервно крутя головой, он заметил диковинную зверюгу, шнырявшую в стороне между деревьев. Ту самую, что расправилась с наемником.
– Что это такое? – спросил он полковника, указывая рукой.
– Где? А, это… это «Кербер», – рассеянно ответил тот. – Многоцелевой боевой автомат. Засекреченный. Помолчи, лейтенант, хорошо?
И полковник забормотал себе под нос, включив рацию. Лейтенант брел за ним, проваливаясь в снег, с трудом успевая за размашистым шагом «Витязя». И думал о своем, в частности, о таких вот полковниках, в одиночку выходящих на боевые операции.
В одиночку, если не считать секретной кибернетической твари. Способной разделать бойца в элитном бронекостюме, как кровяную колбасу.
За своими размышлениями танкист не услышал вопроса.
– Лейтенант! – проорал у него над самым ухом полковник. – Ты оглох?!
– Я…Вы что-то спрашивали, товарищ полковник?
– Твое имя, лейтенант. И личный код.
– Личный код LAS634862-50, – привычно отбарабанил он. – Имя…
Больно. И не хватает воздуха. В груди пустота, наверное, так чувствуют себя механические часы, выпотрошенные руками мастера. Сквозь черный шум в ушах опять голоса:
– Остановка сердца. Полторы секунды.
– Ч-черт. – Сдавленное шипение. – Я же сказал, дай ему стабилизатор!
– Не хрен было так торопить. Четыре секунды. Ввожу напрямую адреналин.
Он не понимает ни слова. Новая, еще незнакомая боль длинной иглой проходит сквозь грудную кость и вонзается в неподвижное сердце. Она растекается по нему жидким огнем, просачивается в артерии и вены, но все бесполезно. Часы остановились. Время сворачивается в петлю. Никакая боль не может заставить его развернуться опять.
– Восемь секунд. Адреналин не дал эффекта. Включай дефибриллятор.
Возня, торопливые прикосновения к груди. Боль уходит, отделенная от сознания пыльным занавесом. И вместе с ней жизнь.
– Напряжение двести. Давай!
– Готов!
– Ток!
Командный пункт был надежно укрыт в небольшом овраге. Кольцо полевых терминалов, экранирующие генераторы, чашки параболических антенн, пара разлапистых пулеметных установок. Поверх натянута маскировочная пленка-хамелеон, дополнительно присыпанная снегом. Грамотно, даже расставленные пирамидки обогревателей не лучились теплом. Их держали отключенными, чтобы не выдать себя ярким пятном в инфракрасном диапазоне.
«Хорошая работа, – одобрительно подумал лейтенант. – Но от кого они так прячутся?»
– Аркадий! – откуда-то сбоку, из-за развернутого тактического пульта, шагнул худощавый мужчина в наброшенном на плечи пальто с генеральскими погонами, но без фуражки. Ветерок играл его растрепанными волосами, – Что еще за эскапады?
– Прошу прошения, Георгий Викторович, – так же, без соблюдения звания, отозвался полковник. – Но я побоялся отрывать кого-то из моих или ваших людей. Все на счету, сами знаете. А мне надоело слоняться без дела.
– Так уж без дела, – буркнул генерал. – Впредь попрошу вас без лишнего героизма. – Он неожиданно усмехнулся, подмигнул. – Ну как, навели страху на наших японских друзей? Полковник кашлянул.
– Георгий Викторович, – сказал он. – У нас посторонние. Брови генерала смешно взмыли вверх.
– Почему мне не доложили? – растерянно спросил он. – Я думал, это кто-то из ваших.
Он внимательно и даже строго посмотрел на лейтенанта, словно спрашивая: «А ты кто такой?»
– Нет, – покачал головой Аркадий. – Этот бойкий юноша из танкового спецподразделения Пограничного Контроля. В одиночку сбил десантный «утюг» и уложил половину его боевого расчета. Правда, машину свою угробил. Я оставил ее как приманку, а вокруг пустил пастись «Кербера».
– Однако, – покачал головой генерал. Шагнув вперед, он остановился перед лейтенантом. Наклонил голову вбок, разглядывая. – Не ваш, говорите? А вашим стоило бы у него поучиться. Что у тебя за танк, пограничник? – спросил он.
– «Четверка», – ответил лейтенант. – Пэ-тэ четыре.
– А, «лягушка», – Георгий Викторович кивнул. – Хорошая машина, надежная. Говорят так, сам не пробовал.
– Была хорошая, – криво усмехнулся бывший пилот надежного танка. – Дай, честно сказать, против «скорлуп», да еще и с джетами, не годится. Вообще. Левую опору пробило насквозь, с первого попадания. Борта тоже в решето – вольфрамовая шрапнель. Меня чудом не задело. А говорили, мягкая углеродная броня, черта на метле удержит!
– Наврали, значит, как всегда. – Генерал поежился от порыва ветра, плотнее запахнул пальто. – Ну а зовут тебя как, герой? Флэш Гордон[9]?
Лейтенант усмехнулся.
– Нет, – ответил он. – Я…
– Который там час?
–Десять минут седьмого. А что?
– Так, спросил. Дай-ка сигарету.
– Ты же бросал вроде.
– Бросал, да не бросил. Прикурить дашь?
– Не дам. Сдохла зажигалка. Попроси у этого, в коридоре.
– Попрошу.
Звук удаляющихся шагов. Оставшийся ходит где-то в стороне, тихо напевая себе поднос. Через двадцать минут кончается его смена, можно ехать домой, принимать душ, смывая вездесущий запах дезинфекции. И, откупорив бутылочку «Особого», без всякого электрошока забыть о том, что здесь происходило.
Он не знает двух важных вещей.
– Представляешь, не дал! Говорит, что в палатах запрещено курить.
– Вот мудак. Ладно, давай заканчивать побыстрей. Домой охота.
Он не знает, какое это счастье – помнить.
–Я готов. Все показатели в норме.
Итого, что он не вернется сегодня домой. Смерть настигнет его через двадцать четыре минуты, и она будет быстра, неотвратима и беззвучна. Как вспышка молнии.
– Ток!
Полковник напутствовал его угрожающе: «Постарайся не путаться под ногами» – и сгинул. Звучало глупо – никому до лейтенанта не было дела. В его сторону не повернулось ни одно усталое озабоченное лицо.
Что-то здесь происходило, требовавшее от всех полного внимания и сосредоточенности, И наверняка опасное. На спуске в овраг появилось еще звено тяжеловесов в «Витязях», и началась возня у расставленных вокруг пулеметов.
Он тихонько отошел в сторону и наткнулся на двоих людей, вроде бы не занятых делом. Такое впечатление, что они его поджидали. Невысокий сухощавый мужчина в пальто с высоким воротником и совсем молодая девушка в белой пушистой шубе. Они беседовали, но, когда лейтенант оказался рядом, мужчина громко сказал: «Почему бы тебе не предложить кофе нашему гостю?» И удалился.
А они остались вдвоем.
– Хочешь кофе? – спросила она.
Есть лица, подумал он, глядя на которые спотыкаешься внутри и падаешь. Бесконечно долго, как в шестиместном ховере, чью корму он полчаса назад превратил в раскрывшийся стальной цветок. А в конце тебя ждет твердый снег и смерзшаяся в камень земля под ним.
Но боли ты уже не почувствуешь. Тебя убило случайным осколком, румяными от холода щеками, утонувшими в распушенной белизне воротника, Крохотной серьезной морщинкой между бровей и упрямым подбородком. И еще двумя черными «запятыми» – прядями на висках, которые нестерпимо хотелось поправить кончиками пальцев.