Захариил шел по спирали медленными осторожными шагами, его голова была покрыта глубоким шерстяным капюшоном, а руки скрыты в рукавах стихаря. Его глаза следовали за бесконечно извивающейся линией из темного камня, уже по-настоящему не видя того, что находилось перед ними. Разум библиария был обращен в себя, он боролся с незримой бурей.
Он чувствовал энергии варпа подобно бросающемуся на него ветру, злому и непокорному. Во время их путешествия с Сароша Израфаил предупредил его, что на Калибане ветры варпа были намного сильнее, чем на любом другом мире, который он посещал, и после их возвращения старший библиарий провел очень много времени за изучением этого феномена. По собственным наблюдениям Захариила, за последние пару месяцев окружающие огромную крепость энергии стали намного более взбудораженными. Из обучения ему было известно, что варп был чувствительным к сильным эмоциям - особенно к более темным страстям страха, печали и ненависти. Принимая во внимание тревожные события, происходившие за стенами Альдурука, этот ветер был подобно дурному предзнаменованию грядущих событий.
Распространявшиеся по Калибану гражданские беспорядки печалили и беспокоили Захариила, особенно из-за того, что они, очевидно, продолжались уже довольно долго. Он с тревогой обнаружил, что намеки на это были всегда. После того, как он услышал от Лютера о сложившемся положении, он каждое свободное мгновение проводил за тщательным изучением огромных архивов сообщений в библиотеке крепости. Империум контролировал и поддерживал быстро растущие вокс- и информационные сети Калибана, и каждая частица трафика сообщений, - от личных звонков до передач новостей - стандартно фиксировалась и архивировалась. На этот момент ему уже удалось обработать ценную информацию сроком в несколько лет, и благодаря своему обучению Астартес он точно знал, что следовало искать. Для того, кого научили вести войну бесчисленными способами, это было очевидно.
По Калибану распространялся мятеж. Он был хорошо организован, оснащен, и с каждым днем становился все более смелым. И он продолжался не пару месяцев или год, как заявил Лютер, а возможно уже на протяжении десятилетия.
Кто бы ни стоял за этими волнениями, он был очень осторожным, сначала начав с небольших беспорядков в разбросанных поселениях, а затем медленно расширяя свое дело с приобретением навыков и опыта. Доклады о произошедших когда-то несчастных случаях на производстве в оружейных мануфакториях и других промышленных объектах списывались на неудачные последствия слишком агрессивной программы расширения, но теперь Захариила мучил вопрос, как много из этих несчастных случаев было организовано лишь для того, чтобы утаить кражу оружия и другого военного оснащения. Расследования сотрудников Муниторума и местной полиции в лучшем случае были поверхностными, но имперская бюрократия на Калибане была перегружена и страдала от нехватки персонала, и к тому же было серьезное основание полагать, что правоохранительные органы планеты участвовали в сговоре. В наличии было множество доказательств того, что полицейские силы в течение длительного времени утаивали степень угрозы, но все же…
Как Лютер мог не знать об этом?
Призрачное давление варпа исчезло подобно снятому со свечи нагару. Захариил замер, сделал глубокий вдох и попытался восстановить концентрацию.
То, что Лютер так долго не замечал этих намеков, казалось ему невообразимым. Он был справедливо знаменит своим интеллектом, и одним из немногих на Калибане, кто мог общаться с Джонсоном почти на равных. Захариил знал, что Лютер всегда просматривал доклады Администратума, местного ополчения и полиции - он считал это само собой разумеющейся частью своих обязанностей повелителя Калибана. Если даже для него угроза была очевидной, то для такого человека как Лютер, она должна была быть явной. Значение происходящего было тревожным, если не сказать больше.
Захариил хотел, чтоб рядом с ним был кто-то, с кем он смог бы поговорить о своих опасениях. Не раз у него возникало желание донести этот до брата Израфаила, но строгое и отчужденное поведение библиария убеждало его в обратном. Другим членом Легиона, с которым он смог бы поговорить, был магистр Ремиил, но теперь его не стало.
Юный библиарий поднял глаза и вновь пожелал, чтобы Немиила также отправили домой. Захариил знал, что временами его кузен мог быть чрезмерно циничным, но прямо сейчас он нуждался в прагматичной точке зрения больше, чем в чем-либо другом. Как бы ему не хотелось верить, что в глубине души Лютер все еще оставался благородным и добродетельным рыцарем, у Захариила была священная обязанность перед Легионом, примархом, и прежде всего, самим Императором. Если в их рядах было разложение, то ему следовало что-то сделать, независимо от того, кто в этом мог быть замешан. Но прежде, чем предпринять какое-либо действие, он должен был быть абсолютно уверен. В действительности, сейчас у братьев был довольно низкий боевой дух.