Карпов покачал головой, не желая верить в то, что Орлов мог сделать что-либо, чтобы вызвать эту войну. Он видел, что события неумолимо двигались к ней, несмотря на все, что они читали в той газете, несмотря на отсрочку, которую они получили, когда он перехватил руку Самсонова и не дал уничтожить американскую подводную лодку «Ки Уэст». Он представил, как Федоров вернутся в мрачный сгоревший и покрытый пеплом мир, который они видели на каждом берегу, к которому приближались. Он представил, как «Анатолий Александров» стоит в пятнадцати километрах от побережья Каспийского моря одиноким островом надежды. Они отправили бы группы на разведку. В том числе на базу в Каспийске. Что бы они найдут там, если все-таки вернутся? Безопасный и надежный мир, или просто еще один кусок угля?
Что-то подсказывало ему, что Федоров будет по настоящему удивлен, потому что вне зависимости от того, что сделал и чего не сделал Орлов, он больше не будет последним из могикан. Нет. Эта честь выпала ему, капитану Владимиру Карпову.
Я хотел этого, подумал он. Я грезил о ситуации, когда я могу схватить судьбу за горло и задушить, если захочу. И вот она, снова передо мной! Роденко прав. Математика войны становилась жестокой реальностью. Шестьдесят вражеских кораблей… Шестьдесят две ракеты. Мы вогнали в «Ямато» восемь ракет и две торпеды…
Но теперь я в состоянии выиграть сражение одним или двумя ударами — несколькими ракетами, способными выбить весь флот Хэлси. Я мог бы использовать еще одну MOS-III «Старфайер», как я поступил тогда. Это разумное тактическое решение. Так почему я колеблюсь?
Теперь в голове зазвучал голос доктора Золкина, когда он сидел в лазарете, пытаясь решить, что делать после того, как корабль появился в Тирренском море. «Вы все обсуждаете, что мы можем сделать, что мы способны сделать, какие последствия у этого будут, но давайте зададимся вопросом, что нам следует сделать? — Включение в дискуссию морального аспекта было очевидным. — Да, мы можем прорваться через эти корабли, да, мы можем сжечь Мальту или Гибралтар, если мы так решим, но должны ли мы это сделать? Просто чтобы купить себе жизнь? Сколько погибнет, если мы это сделаем?
Скольким предстояло погибнуть?
Вторая Мировая война наконец закончилась, и мир так и не увидел огня ядерного взрыва… Пока капитан Владимир Карпов не вспомнил о том, что сделал раньше. Господи, подумал он, вспомнив о докладе Николина несколько минут назад. Тот отслеживал переговоры американцев и определил, что авианосец, который они поразили, именовался «Уосп» — так же, как корабль, который я потопил в Северной Атлантике! Они построили еще один, и, вероятно, назвали его в честь первого. Судьба и время снова свели меня с этим проклятым кораблем, и что я сделал? Теперь я готов уничтожить Хэлси и все остальные корабли, точно так же, как они, вероятно, планируют поступить со мной. Мы можем раздавить их, как насекомых… Но следует ли нам так поступить? Просто чтобы купить себе жизни? Сколько погибнет, если мы попытаемся это сделать?
Даже задавая самому себе этот вопрос, он уже знал ответ. Он слышал его в отголоске своего обещания, данного Вольскому перед тем, как адмирал дал ему второй шанс… «Клянусь, здесь и сейчас… Я знаю, что я сделал и почему, и это остается в прошлом. Я знаю, что не заслуживаю ничего, кроме вашего презрения, но дайте мне шанс, и я никогда не подведу вас снова».
Капитан мельком увидел себя в зеркале для бритья. Он увидел на собственном лице боль и замешательство, и понимал, что этот вопрос был далеко не решен. Второй шанс… «Если, Карпов, в вас осталась хоть какая-то честь, я дам вам шанс снова обрести ее». Вольский дал ему этот шанс. Он с уважением отнесся к нему как к человеку, и Карпов наполнялся гордостью при воспоминании о похвале адмирала после того, как они, наконец, прошли через шторм и вернулись домой. Он помнил, какими глазами смотрели на него все на мостике, когда он отменил приказ уничтожить «Ки Уэст». И понимал, что думал о нем каждый на корабле.
Второй шанс… Время снова дало ему его. История не повторялась, но она повторилась… Да, и он снова слышали этот шепот. Что это будет, еще одна ракета MOS-III и еще одно грибовидное облако над бушующим морем? Извержение самого ада привело его сюда — и ему был дан второй шанс: доказать, что он является человеком, а не безмозглой акулой.
Теперь на ум пришли собственные слова, сказанные Золкину. В него словно вцепилась когтями холодная логика войны, где принцип «убей или будь убитым» был основным, а все мышление и действия должны были быть направлены лишь на решение того, к какой стороне это будет относится. Он сказал это доброму доктору, когда пронзительный сигнал тревоги прекратил их дискуссию. «Послушайте, Золкин, — сказал он, указывая пальцем в потолок, откуда доносился топот ног на палубе над ними. — Слышите? Вопрос стоит не в том, что мы должны делать, а в том, что нам придется делать. Иначе мы отправимся на морское дно, как и очень многие до нас».