– Ладно, выкладывай, – Арриана плюхнулась на верхнюю скамейку, жестом предлагая Люс присоединиться. – Что ты такого натворила, почему загремела сюда?
Тон ее был шутливым, но Люс все-таки села. Нелепо, но она почти надеялась, что хотя бы в первый школьный день прошлое не успеет подкрасться и лишить ее относительного спокойствия. Разумеется, здесь все тоже захотят знать.
Кровь стучала в висках. Как и всякий раз, когда Люс мысленно пыталась вернуться в ту ночь. Она так и не избавилась от чувства вины из-за случившегося с Тревором, изо всех сил пыталась не увязнуть в тенях воспоминаний о происшедшем. Нечто темное и неописуемое, о чем она никогда и никому не сможет рассказать.
Ни за что.
Тогда она как раз начала рассказывать Тревору о странном эффекте присутствия, который ощущала той ночью, об извивающихся тенях, нависших у них над головами и грозивших омрачить чудесный вечер. Разумеется, теперь уже слишком поздно. Тревора больше нет, его тело обожжено до неузнаваемости. А Люс? Виновна?
Никто не знал о темных очертаниях, иногда являвшихся ей во мраке. Впрочем, они возникали постоянно. Появлялись и исчезали настолько давно, что Люс уже не могла бы припомнить, когда увидела их впервые. Но точно помнила, когда впервые осознала, что тени приходят не ко всем.
Только к ней.
Когда Люс исполнилось семь лет, ее семья отдыхала на острове Хилтон-Хед, и родители взяли ее покататься на лодке. Солнце клонилось к закату, тени начали клубиться над водой, и она обратилась к отцу.
– А что ты делаешь, когда они приходят, папа? И почему не боишься чудовищ?
«Чудовищ не бывает», – заверили родители, но Люс продолжала утверждать, что рядом с ними находится нечто темное и дрожащее. Это закончилось визитами к семейному окулисту, покупкой очков, проверками слуха, когда она имела неосторожность описать сиплый свистящий шум, который порой производили тени, а затем и к бесконечными сеансами у психотерапевта. И, наконец, прописанными нейролептиками.
Однако все эти ухищрения так и не прогнали тени.
В возрасте четырнадцати лет Люс отказалась принимать лекарства. Именно тогда для нее нашли доктора Сэнфорда и доверскую школу. Они полетели в Нью-Гэмпшир, и отец поднялся на машине по длинной извилистой подъездной дорожке к особняку на вершине холма, именующемуся Тенистые Ложбины. Родители посадили Люс перед мужчиной в белом халате и спросили, по-прежнему ли ее посещают «видения». Ладони родителей взмокли от пота, когда они сжали ее руки, брови нахмурились от опасения, что с дочерью что-то не в порядке. Очень и очень не в порядке.
Никто не подсказал, что, если она не ответит доктору Сэнфорду так, как им всем хочется, ей светит любоваться на Тенистые Ложбины гораздо дольше. Люс солгала, притворилась нормальной, и ей позволили поступить в доверскую подготовительную школу и навещать психотерапевта лишь дважды в месяц.
Ей разрешили больше не принимать отвратительные таблетки, едва она начала притворяться, будто больше не видит тени. Однако она по-прежнему оставалась невластной над тем, когда они появлялись вновь. Ей был известен лишь мысленный список мест, куда они приходили к ней в прошлом: густые леса, темные воды, – и она стала избегать их любой ценой. Она знала только, что при их появлении ее обычно одолевает озноб. Мерзкое, ни на что не похожее ощущение.
Люс уселась верхом на одну из скамеек и сжала виски пальцами. Если она хочет пережить сегодняшний день, придется затолкать свое прошлое на задворки подсознания. Невыносимо даже самой копаться в воспоминаниях о той ночи, поэтому она ни при каких обстоятельствах не смогла бы озвучить ужасные подробности чудной, безумной незнакомке.
Люс воззрилась на Арриану. Та разлеглась на трибуне, щеголяя огромными солнцезащитными очками, закрывающими большую часть лица. С уверенностью утверждать невозможно, но, похоже, она, в свою очередь, уставилась на Люс, поскольку секунду спустя вскочила со скамейки и ухмыльнулась.
– Обрежь мне волосы, как у тебя. Люс задохнулась от удивления.
– Что? Да у тебя прекрасные волосы.
Она не преувеличивала. У Аррианы были длинные густые локоны, которых столь отчаянно не хватало ей самой. Ее буйные черные кудри сверкали на солнце красноватым блеском. Люс заправляла волосы за уши, хотя их длины только и хватало на то, чтобы постоянно выбиваться и падать вперед.
– Прекрасные-шмекрасные, – буркнула Арриана. – А зато у тебя сексапильные, дерзкие. И я хочу такие же.