И все же этого не случилось. Никакой крови. Пока.
Мужчина поставил поднос на пол рядом со сливом. Тихо звякнул металл. Он взял стакан, встал — в позвоночнике щелкнуло — и, подойдя ближе, поднес его к губам Маршалла. Из-за отраженного света вода казалась зеленой. Спустя мучительно долгий миг она потекла ему в рот и дальше по горлу, вниз. Маршалл сразу почувствовал себя лучше, как распускающийся цветок в фильме, запущенном в двойном ускорении.
Мужчина смерил его взглядом и улыбнулся, затем отнял стакан от губ Маршалла и поставил его на бетон.
Сделай что-нибудь, не молчи, Марс.
Я не знаю, что делать.
Или что говорить.
Инерция, что привела Маршалла в этот подвал, оставалась невероятно сильной и увлекала его все дальше. Мозг Маршалла за ней не поспевал.
Он чувствовал себя дураком, но не хотел выглядеть глупо в глазах похитителя. Ни за что на свете. Он не желал, чтобы этот мерзавец считал его слабым и жалким ничтожеством, о котором никто не вспомнит, но безжалостная инерция влекла его дальше, вместе с эхом туалетного стишка.
Из вещей, что утратил я, знаю,
По рассудку сильней всех скучаю.
Маршалл Дикинс смотрел, как мужчина поднял миску, полную мыльной воды. Маршалл Дикинс дернулся, когда мужчина коснулся его заросших скул, намыливая кожу. Маршалл Дикинс ничего не сделал.
Он был абсолютно беспомощен.
Мужчина схватил бритву и шагнул ему за спину. Исчез из виду.
Миг превратился в вечность — Маршалл не мог дышать, не мог думать. Он видел лишь лестницу и открытую наверху дверь.
Бритва появилась вновь, медленно проплыла перед его взором. Ее лезвие отливало пурпуром. Он замер от ужаса. Холодный металл коснулся горла — там, где щетина была гуще всего, — и скользнул по коже. Маршалл подумал, что через секунду лезвие вонзится ему в шею, кровь хлынет из раны.
Я скоро умру.
Эта простая истина парализовала его. Маршалл больше не контролировал свою жизнь. Теперь он зависел от капризов похитителя и мог винить в этом только себя.
Надо было позвонить в полицию.
Бритва скользнула вверх по шее, оставляя за собой полосу в белой пене. Маршалл стиснул зубы. На лбу выступил пот. Лезвие взметнулось в воздух и застыло у его носа — Маршалл ожидал увидеть, как с бритвы капает кровь.
Нет. Только пена и волоски.
Маршалл-подросток едет в школьном автобусе. Видит друга на переднем сиденье — под правым ухом паренька остался крем для бритья. От этой картины у Маршалла перехватывает дыхание. «Мы растем, — говорит белый след. — Становимся мужчинами». Это волнует — так же, как разглядывание порножурналов, которые старшеклассники приносили в школу. Еще один взгляд, брошенный в достойное восторга будущее.
За годы, прошедшие с той поездки, Маршалл так и не научился бриться чисто. Он собрал целую коллекцию царапин и порезов, это уж точно, но бритье все-таки сделалось для него ритуалом, как и для остальных мужчин. Стало частью его личности, знаком принадлежности к сильному полу.
Вот почему происходящее так потрясло его. Без сомнения, этого похититель и добивался. Лезвие не просто срезало щетину. Нет. Оно разрушало все связи с прежним «я» Маршалла, с его представлением о себе.
Ломало, не пролив ни капли крови. Мастерски.
Похититель закончил — бритва упала в миску, звякнула о фарфор. По гладкой коже Маршалла потекла вода.
— Отличная работа, — сказал мужчина. — В следующий раз побрею разбитой бутылкой.
Глава 37
Джо Бернетт сидел за обеденным столом полностью голый, в противогазе своей матери. В лучах пробивающегося сквозь окно солнца парили ковровые клещи. На столе стояла миска овсянки и стакан апельсинового сока, рядом была разложена колода карт. Иногда ему удавалось расслабиться, порезав себе руку. Противогаз тоже помогал успокоиться. Сегодня Джо чуть не вышел из себя.
Он был к этому близок.
Марлин, жена Джо, сидела наверху, в своем кресле. Не в качалке. Он не мог допустить, чтобы она соскользнула и упала на пол. Это печалило: жена любила плетеную прелесть, ведь кресло качалось в легком, успокаивающем ритме. Обычно после целого дня работы они сидели на крыльце перед домом, болтая, как старые пердуны, пили клюквенный сок, выжатый из ягод с их огорода. Теперь он ничего не сажал. Растения побило морозом. Это печалило, как и отказ от кресла.
Он накормил и переодел ее, но утро выдалось ужасным, поэтому Джо и раскладывал пасьянс. Ночью она обмочилась и звала его. Бог знает, сколько она кричала.