Сцена была завершена. Маршалл знал, что хороший режиссер чувствует, когда надо завязывать с драмой. Герой может упиваться собственными страданиями, но фильм смотрят зрители. Хороший режиссер понимает, где поставить точку.
И-и-и-и-и… СНЯТО!
Глава 48
Он видел каждую трещину на потолке, каждую ворсинку на матрасах у стен. Спираль в лампочке казалась яркой, как нить крови в яичном желтке. Дерево стонало, ветер набрасывался на дом.
Маршалл чувствовал все и одновременно ничего не ощущал. Видел все и в то же время ничего не видел.
В свете откровения Напье все утратило смысл.
Уже не первый раз рассудок Маршалла превращал реальность в кино, чтобы спрятаться. Он сделал это, когда голова Ноя разлетелась, ударившись о пол морга, и тем же днем, только раньше, на пути домой, когда увидел последствия аварии — смятую машину на обочине.
Носилки медленно погружают в скорую. Простыня заляпана кровью. Мерцают проблесковые маячки.
И вот это произошло снова — уже в подвале. Секунду назад Маршалл слушал историю Напье и смотрел слайд-шоу, а потом оказался где-то в другом месте. Вышел из тела. Теперь он вернулся, сидел в холодной инвалидной коляске и хотел вновь исчезнуть. В фильме было лучше. Безопаснее.
В фильме про мою жизнь такого нет.
— Клэр, — произнес Маршалл.
Напье стоял рядом.
— Правильно. — Его голос изменился. Теперь перед ним был не сладкоголосый дипломат: в его словах слышалась насмешка. Что-то таилось в глубине. Что-то бурлило.
— Мы познакомились в Сиэтле. Оказались в одном баре. Звучит неправдоподобно, но вспомни, как ты ее встретил. — Напье провел языком по зубам. — Она была жертвой. Меня это привлекло. Тебе всегда нравились такие девушки, бравый Маршалл-спаситель?
Клэр в Таиланде, машет ему на прощание.
— Я купил ей выпить. Она не возражала. Мы разговорились, и Клэр рассказала мне о вас, как вы расстались и решили встретиться в Ванкувере. Она сказала, что боится влюбиться слишком быстро и сильно. — Напье склонился к нему. — Не вздумай кусаться, слышишь?
Лицо Клэр, когда он сделал ей предложение. Паника в ее глазах.
То, как дрожала ее нижняя губа.
— Мне даже не пришлось стараться, Маршалл. Все, что понадобилось, — один напиток. Она дала мне его попробовать. А ночью — еще кое-что.
Каждый потупленный взгляд за все эти годы. Выражение, которое его так тревожило.
— Она сказала мне, что хотела стать писателем. Я называл ее Helvetica, в честь шрифта. Сказал, что она будет сидеть за компьютером, писать свою книгу и вспоминать меня. Helvetica. Я хотел преследовать ее, словно призрак.
— Пожалуйста, прекрати…
— Ах! Именно это она и сказала, когда кончила мне в руку. Вот, Маршалл. Понюхай мои пальцы. — Он поднял правую руку и помахал ею перед носом пленника. — Этот запах говорит о том, что я имел твою жену как хотел: всякий раз сначала она противилась, а потом просила еще. Она с норовом, твоя кобылка, я-то знаю!
Язык Напье быстрым змеиным движением высовывался изо рта и тут же исчезал. Снова и снова. Глаза закатились, стали видны белки. Он застыл, как паук.
— Мой член ей нравился больше, Маршалл. Она говорила, он длиннее. Толще. Ее киска от него текла. Ей нравилась боль. Она говорила, ты не мог ей этого дать. Ей нравилось, как я мял ее сиськи, о да, еще как. Она говорила, мои руки грубее твоих. Руки мужчины. Ей нравились мои мозоли.
— Заткнись! — заорал Маршалл.
Это не может быть правдой.
— Больно, парень?
— Что?
— Тебе больно?
Слезы вернулись. Маршалл чувствовал их вкус. Каждый вздох стал испытанием, к которому он не был готов. Маршалл понимал, что все рушится.
— Я хочу, чтобы тебе было больно, опарыш! — зарычал Напье, раскачиваясь из стороны в сторону. Одной рукой он потирал шею, другой схватился за раздувшийся перед своих штанов.
— У нее родинка в центре спины — в форме сердечка. Ты знаешь. Я целовал ее снова и снова…
Маршалл и Клэр на кровати дома в Сиднее. На телах играют тени. Супруги катаются по новому матрасу — простыни благоухают сексом. Он целует ее родинку. Она соленая от пота.
— Я убью тебя! — сказал Маршалл. — Я тебя ненавижу!
— Наконец-то! Не молчи. Кричи во все горло.
— Пошел на хрен!
— Я три дня на ней ездил. Я ее разорвал.
— Хватит, о боже, хватит…
— Боже? Ха. Скажи это громче, опарыш. Кричи!
— БОЖЕ! — заорал Маршалл, жилы на его шее вздулись, как шрамы на спине Сэма.