Напье и Клэр в Сиэтле. Это откровение было зверством другого рода.
Целуются. Трахаются. Просят прохожего сфотографировать их на фоне Спейс-Нидл.
Этот сумасшедший стал архитектором семьи Маршалла. Заложил прогнивший фундамент. Казалось, чужак жил в стенах их сиднейского дома годами, пил их воду, справлял нужду в их туалете, укладывал их сына спать и залезал к ним под одеяло. Маршалл гадал, не это ли чувствовали жертвы изнасилования.
Медвежонок, как ты могла?
Растил ли он чужого ребенка, или Напье блефовал? Маршалл хотел верить в последнее, но знал правду. Чувствовал. Несмотря на это, он не винил бывшую жену. Пока нет. Однажды — возможно, но не сейчас.
Волшебные пальцы.
Он представил их у себя на коже описывающими осторожные восьмерки вокруг его ран. Волна боли чуть отступила, обнажив обломки клятв и вопросы без ответов.
Как ты могла так поступить, медвежонок?
Почему я еще здесь?
Наладить жизнь после самоубийства Ноя было трудно, но Маршалл всегда думал, что Клэр хотела сохранить отношения. Она держала его за руку у психоаналитика и говорила: «Все будет хорошо, Марс». Чем больше он об этом думал, тем сильнее убеждался: это тоже была ложь.
Тень сомнения промелькнула у нее на лице, когда он сделал ей предложение. Но в день свадьбы она была счастлива. Маршалл чувствовал: она в них верит. Пусть иногда ее терзала вина и Клэр опускала глаза и становилась холодной, она справлялась. Всегда.
Она любила меня. Я знаю. Мы оба любили Ноя, даже когда злились на него за то, что он ломал вещи, сводил нас с ума. Пожалуй, мы любили его слишком сильно. Не видели леса за деревьями.
Наш мальчик убил себя, а мы не смогли предвидеть его смерть.
Я это заслужил.
Это кресло.
— Я тебя ненавижу, — сказал Маршалл в затхлый воздух подвала. Он не знал, кому именно адресовал эти слова. Напье? Сэму? Себе самому? Единственное, в чем он был уверен, — они не предназначались его бывшей. Он не мог ее презирать, как того хотел Напье, даже если Маршалл старался. Он не будет кричать об этом.
Я не могу ее ненавидеть, потому что скоро умру.
Может, я как тот старик, которого все приводят в пример, — на смертном одре, с руками, опутанными проводами, и торчащими из носа трубками. Его окружили дети и друзья — все, на кого он плевал, все, кого он мучил, пока был здоров и мог презирать. Он видит их лица — комната забита людьми — и просит у них прощения, у каждого. Они улыбаются и кивают — только ради его успокоения, но он этого не понимает. Слишком сильно его накачали обезболивающим. Как бы то ни было, он примиряется и умирает, твердо зная, что сделал в жизни, а что нет.
Умирает без гнева и обид, причиной которых сам часто бывал.
Маршалл вспоминал прежнюю жизнь. Клэр уходила на работу, целуя его в губы у самой двери. С течением лет ласки стали редкостью, но его удивляли внезапные проявления страсти.
«Это ее вина», — сказал гадкий внутренний голос.
Нет. Я так не думаю. Но даже если это правда, я ее простил.
Ведь я здесь за этим? Для Прощения?
Чтобы простить ее?
Черно-белая запись с камер наблюдения. Самоубийство Ноя. Мальчик так уверенно вскарабкался на перила. Странный клоун протянул вслед ему руку. Резкий монтажный переход. Клэр на похоронах в Джеймсбридже, окруженная друзьями и родственниками — у всех круги под глазами.
Глубоко в душе Маршалл знал, что Клэр винила себя за смерть сына, и в самых темных уголках своего существа тоже ее винил. Она не должна была выпускать их сына из виду. Не должна была писать Напье. Не должна была лгать мужу.
Маршалл ненавидел себя за эти мысли. Они загнали его в порочный круг.
Неудивительно, что она меня бросила. Я понятия не имел, что можно так страдать. Честно говоря, Клэр справлялась куда лучше меня. Возможно, даже начала новую жизнь.
Маршалл повесил голову. Слезы капали на подбородок.
Он не слышал шороха.
Я прощаю тебя, Клэр. Пожалуйста, прости меня и ты.
Обжигающая боль пронзила его левую ногу, вырвав у него крик, такой громкий, что в горле что-то лопнуло. Глаза полезли на лоб. Крыса — комок спутанного меха с фут величиной — вцепилась ему в большой палец. Длинный хвост мотался туда-сюда, и рябь пошла по поверхности лужицы, оставшейся после того, как Ной (Сэм!) обдал пол водой из шланга. Крысиные зубы — острые, словно бритва, — распороли кожу, чтобы впиться в плоть. Волокна мяса свисали с когтей. Она отгрызла ноготь большого пальца Маршалла и отбросила его в сторону.