— Завтрак, — продолжил он. — Яичница с беконом. Тебе она всегда нравилась.
— Правда? — улыбнулся Сэм.
— Ага. Ты ел ее словно в последний раз в жизни. Мазал ее кетчупом, а это не нравилось твоей маме. Из-за сахара. Но тогда она сделала вид, что не заметила. Потому что это был твой особенный день.
Клэр улыбалась поверх чашки с кофе, пар вился в утреннем свете. Ее глаза сияли. Она была счастлива и горда.
— А что потом, папа?
Папа.
Вопрос поблескивал когтями и острыми крысиными зубами.
Маршалл откашлялся, боясь, что нарастающий внутри крик вырвется и выдаст его.
— Мы посадили тебя в машину. У нас была старая «Хонда-Сивик». Все, что мы могли себе позволить тогда. Твоя мама еще не нашла постоянную работу, а у меня еще не было связей в видеоиндустрии. Я прыгал с места на место. Но мы всегда старались, чтобы ты получал то, что хотел. Желали, чтобы ты был счастлив, Ной.
Слова срывались с губ так легко.
— Это был твой первый день в школе, неполный. Мы проехали через парадные ворота. Ной, ты взглянул на большое здание впереди и запаниковал. Ты был в ужасе. Начал кричать! Мы никогда не слышали, чтобы ты так шумел. «Пожалуйста, мамочка, папочка, не бросайте меня! Не бросайте меня!»
Маршалл потерялся в воспоминаниях. Они сочились из него, как гной из раны. Дарили облегчение.
— Это был один из самых трудных дней в нашей жизни. Как для родителей, я хочу сказать. Мы оставили тебя с одним из учителей, хотя ты кричал и плакал, и чувствовали себя предателями. Но иногда мамам и папам приходится делать такие вещи. Делать больно тому, кого любишь.
Маршалл закашлялся. Он чувствовал во рту горькую, липкую кровь. Инфекцию.
— Когда мы ехали тебя забирать, мы словно шли на казнь, чувствовали себя ужасно. Оказалось, что зря: когда мы приехали за тобой, ты выбежал к нам с широченной улыбкой на лице. Боже, ты сиял, как солнце. Тебе понравилось в школе. Вы рисовали и пели песни. Столько страданий из-за ничего.
Маршалл чувствовал пустоту. Он сгорбился в кресле: гной вышел.
Сэм улыбнулся со слезами на глазах и ушел наверх. Он вернулся через пять минут со стаканом воды и двумя тостами с маслом. Маршалл пил так быстро, что вода забрызгала его лицо, глотал пищу так жадно, что у него началась икота. Казалось, он никогда не ел ничего вкуснее.
Желудок заныл. Это была приятная боль.
Сэм стоял в центре подвала, волосы отливали алым в свете лампочки. Маршалл тревожно наблюдал за ним. Мальчик раскачивался из стороны в сторону, довольно долго. Минуты тянулись, полные напряжения, как в тот день, когда Маршалл и Клэр ждали конца первого школьного дня Сэма.
«Нет, не Сэма», — подумал Маршалл и испугался.
Ноя. Ноя, черт побери.
— Ты видел мои шрамы? — спросил Сэм, обхватив руками грудь.
Маршалл кивнул, медленно и уверенно.
— Это сделал Мужчина. Сначала он просто пугал меня, когда я был ребенком. Мы были одни в доме, только я и он, и поздно ночью, когда я засыпал, он прокрадывался в мою комнату и забирался в шкаф. Сидел там и рычал. Так все началось. Однажды я сидел в гостиной наверху, смотрел мультики… Мне всегда нравился «Дорожный бегун». Он выключил электричество, и я остался во тьме. Я боюсь темноты. Однажды он замотался в простыню и притворился призраком. Гонялся за мной с ножом по всему дому. Я хотел выбежать на улицу, но он запер двери. Мне было так страшно. Я обмочился. Думаю, мне было восемь. Он нашел меня под маминой кроватью, вытащил за лодыжки. Я не знал, почему он так меня ненавидел. Не думаю, что я был таким уж плохим.
Маршалл пытался не заплакать.
— Тогда он в первый раз порезал меня. Это не прекращалось. Никогда. — Сэм все обнимал себя, поглаживая пальцами худые предплечья. — Он резал там, где никто не видел, и всегда перевязывал меня, чтобы кровь не выступила на рубашке. Я никогда не ходил на физкультуру, потому что он поговорил с директором, объяснил ей, что у меня кожное заболевание. Думаю, ему поверили. В девятом классе я хотел рассказать учительнице, но не смог. Не знаю почему.
Сэм закрыл глаза и повернулся к свету.
— Уже начало седьмого. Мне нужно собираться в школу. — Он направился к лестнице.
— Ной?
Сэм обернулся:
— Да?
— Можно тебя кое о чем попросить?
Ты слишком торопишься, Марс. Все испортишь.
— Конечно. Ну, смотря что ты попросишь.
Маршалл открыл рот и подождал, пока появятся слова. Выговорить их было очень трудно.