Это последняя ночь.
Что-то поднималось внутри. Содрогалось в ожидании. Он или сбежит, или умрет. Предвестия этому находились в каждом стоне дома, в шелесте моделей, свисающих с потолка, тихом и нежном, как скорбное воркование голубки.
Возможно, у него все-таки есть шанс.
Грохот приближался, и Маршалл собрал все оставшиеся силы. Энергия наполнила мышцы, но, словно в насмешку, веревки удерживали его на месте.
Давай. Я готов.
Дверь в подвал распахнулась, модели пришли в движение, ловцы снов стали вращаться, лампочка закачалась.
Маршалл смотрел с нарастающим ужасом, как Сэм спускается в комнату, волоча за собой тело девочки. Он завернул ее в простыню, окровавленная голова билась о каждую ступеньку.
Бух.
Бух.
Бух.
Слушать было больно. Маршалл замотал головой.
— О боже, С… Ной, нет.
Совсем юная. Подросток. Руки сложены на груди, ногти выкрашены голубым. Блондинка. Лицо залито кровью.
Нет, она была не простой девочкой. В ней воплотились все девушки, которых Маршалл когда-либо любил в школе. Это была Клэр. Его мать, которая до сих пор любила его и наверняка чувствовала, что сын в ужасной опасности, потому что это долг матерей — слышать крики своих детей. Вьетнамка с раздутыми ногами.
Девочка была всеми, кого он когда-либо любил или жалел.
— Ной, не делай этого, — сказал он. Маршалл чувствовал себя так, словно его ударило молнией. Все болело. Все утратило смысл. Настала последняя ночь.
К добру или к худу, скоро все кончится.
Но теперь казалось, что все только начинается.
Сэм стоял к Маршаллу спиной у подножия лестницы. Девочка скатилась на пол, упав на грязный американский флаг, и ее лицо оказалось у ног Сэма: ступни мальчика обрамляли его буквой V. Подросток развернулся и встретился взглядом с отцом.
Маска. Маршалл замер от ужаса. Он узнал лицо, и его едва не вырвало: желтую кожу изрезали лопнувшие капилляры, дыра рта оказалась настолько огромной, что из вечной улыбки Напье выступил подбородок Ноя.
Маршалл представил, каково это — носить такое на коже. Он не хотел об этом думать, но мысль не удавалось прогнать. Он предположил, что изнутри маска липкая, пропахшая жиром и кровью. Возможно, горячая.
Во тьме за пустыми глазницами что-то подергивалось. Желудок Маршалла сжался, выплевывая кислоту.
Он недооценил этого мальчика и не осознал, насколько глубоки были нанесенные ребенку раны. Сэм Напье умер, если вообще когда-нибудь существовал.
Долг отца — уничтожить своего сына.
Этот мальчик — кошмарный шедевр, гордость безумного мертвеца.
— Ной, — спросил Маршалл, — кто это?
— Это Салли. Моя сестра.
— Что?
— Она умерла еще до моего рождения. — Сэм (Ной, теперь Ной) склонился над девочкой, взял ее лицо в ладони и стер кровь с глаз. Белое показалось из-под красного. Ее рот приоткрылся, и Маршалл увидел испачканные розовым зубы.
— Но теперь все в порядке. Она вернулась. Салли пришла домой. — Маска приглушала голос. — Она красивая, правда?
Маршалл пытался сохранить спокойствие. Он выпрямился в кресле, стараясь выглядеть как можно более внушительно, пробуя голосовые связки, стремясь отыскать самый строгий тон. Нашел.
— Ной. Ты не можешь так делать.
— Могу.
— Не трогай ее.
— Нет. Теперь мы будем вместе. Будем семьей.
— Ной… — И добавил громче: — Я твой отец и требую, чтобы ты ее отпустил.
— Нет.
— Не заставляй меня повторять дважды.
— Пап, ты мне потом спасибо скажешь. Никто не говорил, что будет легко.
Маршалл чувствовал, как его уверенность тает.
— Я не позволю тебе этого сделать.
Он не говорил ни с кем в таком тоне с того момента, как уехал из Австралии: не было нужды. Это был голос отца, предназначенный только для сыновей, а Маршалл уже давно расстался со своим отцовством.
Ной уронил голову девочки и выпрямился, затем пересек комнату, теребя наушники на груди, и открыл дверь во вторую камеру пыток, которую Маршаллу, к счастью, не довелось увидеть.
— Что ты делаешь?
Мальчик исчез. Раздался скрежет цепей по цементу, и следом повисла тишина, полная страха.
— Ной?
Взгляд Маршалла метнулся от двери к девочке. Она лежала на полу, как мешок.
Мальчик появился снова, держа в руке длинную цепь с зажимом на конце. Она напоминала пыточный инструмент родом из Средневековья. Маршаллу вспомнились фильмы студии «Хаммер», в которых невинных девушек приковывали к стенам подземелья и оставляли гнить, а потом пламя факелов плясало на их черепах.