— Вара, помоги мне. Вара!
Вара приподнял бровь, и у него на губах проступила ухмылка, словно отчаяние Джозефа его позабавило. Но в этой ситуации не было ничего смешного. А затем ухмылка исчезла, и лицо Вары стало таким же пустым, как и у остальных.
Внезапно чья-то рука схватила Джозефа за волосы и оттащила его от остальных. Священники единым обнаженным строем встали перед мальчиками. Когда Бретрены схватились за свои эрегированные члены, Джозеф все еще молился, чтобы все это оказалось не тем, чем кажется. Пытался справиться с подступившей к горлу желчью. Зрачки священников расширились, у каждого от нетерпения вздымалась и опускалась грудь. У Джозефа ёкнуло сердце, когда священники один за другим схватили мальчиков за головы и силой разжали им челюсти. Затем засунули свои эрегированные члены им во рты, и Джозеф захлебнулся рыданиями. Они безжалостно врезались в Вару, Селу, Дила, Рафаила, Уриила… и Михаила. В Михаила! Когда его взгляд остановился на младшем брате, у Джозефа подкосились ноги, и он упал на колени. Его любимый младший брат, которого зверски насиловал в рот священник, немногим старше его самого. Священник со светлыми волосами и пугающе безумными голубыми глазами.
Очнувшись от оцепенения, Джозеф начал бороться с удерживающим его человеком. Ему нужно помочь Михаилу, помочь им всем. Остановить Бретренов. Что это вообще такое? В каком братстве делают подобные вещи?
Джозеф попытался вырваться из цепких рук. Но обернувшись, то увидел, что его держит отец Куинн.
— Они выпьют семя непорочности, — прошептал он на ухо Джозефу. Джозефа душили ужас и отвращение. — И ты тоже, Гавриил.
Джозеф бился и вырывался, чтобы помочь мальчикам, но из-под него вышибли ноги. Он упал на колени. Пока отец Куинн раздевался, Джозефа держали за плечи. Затем державшие его руки начали сбрасывать с него одежду, рвать на нем ткань, чтобы добраться до его девственной плоти.
— Убирайтесь! — закричал Джозеф.
К нему подошел отец Куинн. Руки, снявшие с него одежду, его покров, внезапно заскользили своими грубыми, мозолистыми ладонями по всему его телу. Они все давили на него и толкали вниз, пока не осталось никакого шанса на спасение. Джозеф оглянулся и увидел отца Брейди и отца Маккарти. Они его предали. Все священники осквернили свою веру и продали души сатане. Из группы учеников-Бретренов, насилующих его друзей и брата, до Джозефа донеслись крики наслаждения. Понимая, что это за крики, он почувствовал тошноту. «Семя непорочности», как сказал отец Куинн.
Отец Куинн воспользовался тем, что Джозеф отвлекся, и сильными пальцами разжал ему челюсти. Джозеф сопротивлялся, пытаясь стиснуть зубы, но оказался беспомощным, слишком слабым. Он закричал, у него из глаз хлынули слезы, но всё было бесполезно. Отец Куинн засунул свой член Джозефу в рот, оборвав его невнятные мольбы.
Вкус, ощущение у себя во рту отца Куинна вызывали у него отвращение. Он не мог поверить в происходящее. Он молился, чтобы всё это оказалось обычным ночным кошмаром. Но когда из члена отца Куинна по его голу начали стекать солоноватые капли, Джозеф понял, что это происходит на самом деле. Что он действительно в аду. Хуже этого уже ничего быть не может.
Джозефа прижали сильнее, и у него из глаз потекли слёзы. Он не осознавал, что всё ещё пытается встать, пока его не обездвижили, заведя руки за спину и встав ему на ноги. Стремление воспротивиться принудительному половому акту покинуло Джозефа с быстротой бегущих по щекам слез. Он молил Бога, чтобы это наказание скорее закончилось. Чтобы он мог на время отключиться и ничего не чувствовать, также как его брат и соседи по комнате. Но неожиданно, отец Куинн отступил, так и не доведя дело до конца. Открыв глаза, Джозеф увидел остальных мальчиков, стоящих вокруг него на коленях. Позади них возвышались незнакомые ему Бретрены, нависая над ними, словно злые духи, грозящие украсть их души. Джозефа бросили на живот. Отцы Брейди и Маккарти развели в стороны его руки и прижали к полу. Даже сквозь панику и отчаяние, Джозеф понял, что теперь его тело расположено в форме креста.
— Силой Христа изгоняю тебя, — снова и снова повторял отец Куинн, пока священник поливал обнаженную кожу мальчика какой-то жидкостью.
Святой водой? Он обливал Джозефа святой водой. Освященная вода стекала по его спине и ребрам на каменный пол. Остальные Бретрены стали повторять строки Священного Писания, льющиеся из уст отца Куинна. Джозеф посмотрел на стоящих в его поле зрения мальчиков — на Дила, Рафаила и Михаила. Он не сводил глаз с брата. На лице Михаила застыло бесстрастное выражение, но Джозеф заметил в голубых глазах брата вспышку гнева. В этот момент Михаил не ушел в себя, как остальные мальчики. Он оставался здесь, с Джозефом. В этой комнате, во время изнасилования… он был с ним. Джозеф не отрывал взгляда от этих светло-голубых глаз, ища утешения в единственном, что у него осталось.
Его спину обдал жар чужого тела. Джозефу развели ноги, и он перестал дышать. Джозеф изо всех сил пытался освободиться, он сопротивлялся и боролся, пока не закричал от того, что в него вонзился отец Куинн. Боль была неописуемой. Все это время Джозеф не сводил взгляда с Михаила. К глазам подступили слёзы, но Джозеф их сдержал. Он задыхался от боли, страха и опустошения, царившим в нем от того, что с ним делали. От сквозившего в дверные щели ветерка мерцали свечи. По мере того, как учащались движения отца Куинна, пение Бретренов становилось все громче. Джозеф чувствовал, как ему на спину капает пот священника, слышал его стоны и хрипы. Царапая каменный пол, у Джозефа ломались ногти. В какой-то момент он начал отключаться, уступая сознанию, которое пыталось от всего этого отрешиться и исчезнуть из окружавшей его действительности.
Джозеф не почувствовал, когда всё закончилось. Не заметил рёва высвобождения и пролившегося в его изувеченное, кровоточащее тело семени наставника. Увидев, как брат едва заметно стиснул зубы, и в его глазах мелькнул проблеск облегчения, Джозеф медленно поморгал и вернулся в комнату.
Когда пение прекратилось, тяжелое, затрудненное дыхание Джозефа превратилось в раскаты грома. От холодного пола замёрзла щека. Но что-то изменилось. В этот момент он чего-то лишился. Джозеф не мог точно сказать, чего, но остро это чувствовал. Перемену в его душе. Трещину у него в сердце.
Безвозвратное расставание с детством.
Джозеф всегда очень дорожил названием своей церкви, своего дома и своей школы — церковь Невинных младенцев. Дань памяти мальчикам, убитых во время правления Ирода, ставших невинными жертвами царя, искавшего Иисуса, ребенка, который однажды должен был его свергнуть. В приют попадали обездоленные дети, у которых не было своих семей. Здесь их семьёй стала Церковь.
Но это… это было оскорблением имени и всех принципов школы и приюта. Насмешкой.
Это было не защитой невинности, а лишением невинности.
Джозефа подняли на ноги, сунули ему в руки разорванную одежду. У него тряслись ноги, и он сомневался, что вообще сможет стоять. Он не мог одеться. Но ему было все равно. У него не осталось стыда. Нагота ничто по сравнению с тем, что только что произошло. Кто-то взял его за руку, чтобы помочь ему подняться. Рядом стоял Рафаил и держал его так, чтобы Бретрены не видели его руку. Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, Джозеф быстро оделся. Даже при свечах он увидел на каменном полу кровь.
Свою кровь.
К горлу подступила тошнота, но Джозеф уже не мог ничего чувствовать. Он оцепенел от шока. Бретрены оделись и молча вышли из комнаты так, словно это не они только что мучали и унижали мальчиков. Как и прежде, их шествие возглавил Вара. Джозеф, словно в каком-то тумане, последовал за Уриилом, за ним, поддерживая его своим незримым присутствием последовал Рафаил. Когда они вошли в спальню, и за ними закрылась дверь, Джозеф, пошатываясь, подошел к кровати. От попытки сесть он вздрогнул и вместо этого лег на бок. Вытянув руку, Джозеф увидел, что она дрожит.
В комнате стояла мертвая тишина, поэтому он не удивился, когда услышал приближающиеся к нему шаги мальчиков. Как и тогда, когда его клеймили перевернутым крестом, они собрались вокруг его кровати. Джозеф закрыл глаза и прошептал:
— Я не смог вас от них защитить. Я пытался… но у меня не хватило сил.
Он судорожно втянул в себя воздух.
— Мне очень жаль.
Он никогда не простит себе того, что не смог вытащить их из той комнаты.
Он будет нести этот крест всю свою жизнь… сколько бы она ни длилась.
Глава шестая
В комнате воцарилось тягостное молчание, и Джозеф открыл глаза. Все мальчики смотрели на него как-то странно. Он не видел на их лицах ни страха, ни огорчения. Он думал, что после того, что только что пережил каждый из них, его соседи по комнате будут такими же сломленными и обессиленными, как и он. Затем до него дошло, что они просто к этому привыкли. Джозеф вспомнил, как они выстроились вдоль стены и, словно роботы, сняли с себя одежду. То, как они упали на колени.
Сколько раз их уже так мучали?
— Это не демоны.
Джозеф повернулся к Варе. Вара дважды моргнул и продолжил: