Джозеф слишком долго отказывался признать очевидное. Но лежа сейчас в кровати под взглядами шести пар нечестивых глаз, которые смотрели на него так же, как всю жизнь смотрел Михаил, Джозефу ничего не оставалось, как принять истину. Однажды Михаил совершит убийство. Просто такова его сущность. Так же, как и у этих мальчиков… они были порождением той же тьмы, что пожирала Михаила.
— Вы все? — прошептал Джозеф. — Вы все хотите… убивать?
Один за другим его соседи по комнате расселись вокруг него на полу, оставаясь в поле его зрения, чтобы израненному Джозефу не пришлось двигаться. Вара кивнул и небрежно откинулся на соседнюю кровать.
— Как я уже сказал, мне хочется прикончить сразу несколько человек. Мне снится это каждую ночь, — вздохнул он. — Только нужно сперва отсюда выбраться.
Когда он увидел на лице у Вары убежденность, у Джозефа участилось дыхание.
— Меня тянет убивать тщеславных и самовлюблённых.
Джозеф перевёл взгляд на Уриила. Мальчик презрительно скривил губы. Уриил был самым угрюмым из всех. И казался самым злым.
— Показушников и себялюбцев. Я прикончу их всех.
У Джозефа мороз пробежал по коже.
— Из-за чего ты оказался здесь?
Уриил ухмыльнулся.
— Размозжил одному самовлюбленному уроду голову о зеркало и осколком битого стекла вспорол ему запястья. Он месяцами меня бесил.
У Джозефа ёкнуло сердце.
— Он… он умер?
Всё веселье Уриила мигом улетучилось.
— Нет. Но в идеале он должен был умереть.
Джозеф взглянул на Вару.
— Отравил футбольную команду крысиным ядом, — словно прочитав мысли Джозефа, сказал он.
Джозеф удивленно распахнул глаза. Он слышал о болезни, поразившей выигравшую команду. Но…
— Так это был ты?
Вара кивнул и рассмеялся.
— Никто из них не умер. Я неправильно рассчитал количество. Но было забавно наблюдать, как все они в дикой агонии падали на пол. Я до сих пор иногда по ночам прокручиваю это в голове.
Тут он резко посерьёзнел.
— Я больше никогда не совершу такой ошибки. В следующий раз все мои жертвы умрут. И надеюсь, медленной и мучительной смертью.
— А мне просто хочется иметь то, что есть у других людей, — сказал Села, завладев вниманием Джозефа. Он провел руками по своей коротко стриженной голове. — Мне нравится творить.
Джозеф нахмурился, не понимая, что в этом такого, и почему он оказался в Чистилище. Села, видимо, заметил его замешательство, и добавил:
— Мне нравится творить искусство из частей тел других людей.
Джозеф побледнел.
— Я уже собрал палец и ухо, но тут меня поймал отец Маккарти, — глаза Селы заволокло тьмой. — Когда-нибудь я создам совершенное произведение искусства.
По тому, как мальчик сжал губы и опустил глаза, Джозеф понял, что разум Селы терзает что-то ещё. Но ему не хотелось знать, что. Он сомневался, что сможет и дальше слушать извращенные фантазии мальчиков, которых уже считал друзьями.
— А мне хочется душить. Сдавить девушке шею и смотреть, как она умирает.
Рафаил уставился на шнурок у него на пальце. Он наматывал его виток за витком, от чего верхняя фаланга стала синей. Это во многом объясняло, зачем ему шнурок. Рафаил ухмыльнулся, и у него запылали щёки. Не от стыда, а от чего-то, напоминающего неодолимое желание.
— И в идеале, я бы при этом её трахнул.
Джозеф закашлялся, и Рафаил снова принялся наматывать шнурок на палец.
— Я душил одного мальчика верёвкой от колокола, пока он не отключился. Но не успел довести дело до конца. Мне помешал отец Куинн.
У Джозефа голова шла кругом от изумления и ужаса, о котором рассказывали его соседи по комнате.
— А я не могу сдерживать себя, — раздался вдруг уставший и слабый голос Дила.
При виде опустошенного выражения лица Дила, Джозеф почувствовал, как его грудь пронзил острый укол грусти. Мальчик поднял удерживающую его цепь.
— На меня что-то находит, и не успеваю я опомниться, как уже причиняю людям боль.
— Тебе это не нравится? — тихо спросил Джозеф, огорченный тяжелой участью своего друга.
Глаза Дила вспыхнули.
— В том-то и проблема, Гавриил. Я это обожаю, — Дил наклонился к нему, и его цепь, идущая из другого конца комнаты, натянулась до предела. — Я ради этого живу. И жду момента, когда желание станет непреодолимым. Мне хочется убивать одного человека за другим. Снова и снова, и с каждым разом все беспощаднее.