— Что? Что ты такое несешь?! А?! Что такое?! Да! Я ходил к ней кабинет! Да, мы пили с ней чай! Ну и что? Я ж не зал кто она такая?! Откуда я знал? Да и что, я мог ей разболтать? Какие секреты? Я писал то, вон — всякую мелочь и мне никаких секретов никто отродясь, не передавал! Я ни за что, не расписывался! И брось болтать тут! Брось!
Клюфт улыбнулся. Тяжело вздохнув, тоже достал папиросу и закурил. Посмотрев на сизый дым, висевший облаком в кабинете, Павел встал и открыл форточку:
— Эх, Димка! Димка! Зависть она ведь самое, противное из человеческих, отрицательных, рефлексов! Да, да Димка — рефлексов! А ты как я вижу — завидовал Самойловой! Завидовал и теперь радуешься? Чему Дима? Кто тебе мешает стать ведущим корреспондентом? Никто! Перед тобой все дороги открыты! А вот завидовать, да еще и радоваться горю — противно и мерзко Дима! Противно!
— Кому это я завидовал? Кому? Никому я не завидовал и попрошу на меня не намекать! — взвизгнул Митрофанов. Он, по-театральному, погрозил Клюфту, маленьким, толстым пальчиком и сел на стул, тяжело дыша.
— Ладно, ладно! Садись и работай! Мне тоже, вон, надо работать. К завтрашнему утру мне статью напечатать надо. А тут сам видишь — над каждым словом придется работать. Речь объемная у товарища Сталина — нужно взять самые важные куски! Митрофанов словно ждал этого момента. Он с облегчением вздохнул и натянуто улыбнулся. Его щеки растянулись в гримасе — с явной неохотой:
— Ну, вот, ты тоже Паша. Тут всякие гадости говоришь. Я, мол, разболтал Самойловой. Нет, ты так не говори больше. Не говори. Я это и слушать не хочу! Я же комсомолец! Паша. Прошу тебя — больше не допускай в мой адрес таких оскорбительных речей! Клюфт, хотел ответить. Но сдержался. Посмотрев на Димкино, испуганное и злое лицо, Павел решил — пусть последнее слово останутся за ним. Так будет лучше. Открылась дверь и, на пороге появился — кошмар Клюфта. В проеме двери стояла Пончикова. Она зло смотрела на Павла. Вера Сергеевна улыбнулась и ехидным голосом тихо, словно на распев — произнесла:
— Сегодня уведомляю ваш отдел. Что вы оба должны быть на экстренном комсомольском собрании! В актовом зале! Не опаздывать попрошу обоих! И вы товарищ Митрофанов, и вы товарищ Клюфт! Оба приглашены! Верее, оба обязаны быть и не какие отговорки вам не помогут! Отсутствие будет расценено, как нарушение комсомольской дисциплины и в дальнейшем персональное дело каждого будет рассмотрено отдельно! Так, что потрудитесь явиться! — Пончикова, собиралась, уже было, закрыть дверь, но Клюфт успел ей крикнуть в ответ:
— Вера Сергеевна! Вера Сергеевна! У меня есть уважительная причина! Лицо Пончиковой, перекосила гримаса любопытства. Она, хмыкнула и скривив, губы, буркнула:
— И, какая же?
— Я пишу передовицу! Речь товарища Сталина! Вот буду завтра представлять в номер! Мне нужно работать! Клюфт, был уверен — «такой аргумент» собьет ее спесь и вредная корректорша сдастся, и уйдет восвояси ни с чем. Но на удивление Павла, Вера Сергеевна — скривила еще более мерзкую рожу и зло ответила:
— Я еще раз повторяю — никакие отговорки не помогут! Писать статью о речи товарища Сталина, нашего вождя и учителя — ваш святой долг и обязанность! Понятно! И вы будете делать это как хотите! Хоть ночью! Ночью и пишите! Ночью лучше думается — вы ведь так любите писать по ночам?! И кстати — как говорит сам товарищ Сталин — партийная дисциплина превыше всего! Превыше, товарищ Клюфт! А комсомол — это большевицкая, молодежная смена! Смена товарищ Клюфт! И вы как комсомолец обязаны сделать все, что бы ваша дисциплина была безупречной! Безупречной! И прикрываться статьей нашего вождя — это не по-комсомольски! В общем, ваше отсутствие будет расценено как неуважительное! В общем, в шесть начало! Что бы были оба! — Пончикова развернулась и хлопнув дверь — растворилась, как страшное ведение. Клюфт еще долго молчал. Митрофанов, что-то бубня себе под нос, начал долбить по клавиатуре своей машинки. Металлический скрип, молоточков с буквами, превращался, в противную симфонию — триумфа несправедливости. Клюфт, зажал уши ладонями и сморщив лицо, крикнул:
— Дима, прекрати барабанить! Митрофанов прервался, испуганно взглянул на коллегу.
— Дима, что за бред несла эта баба-яга? Какое собрание? Оно ведь было совсем недавно? Что такое? Что экстренного? Ты же все сплетни знаешь — поведай!
— Хм, в общем-то, ты бы и сам мог догадаться. Сам. Собрание связано с арестом Самойловой.
— А это то, тут причем? Самойлова не была комсомолкой! Она ведь член вэкапэбэ!
— Вот в том то вся и фишка! Как я понял, собрание будет объединенным. Все члены партии и комсомольцы! Будем разбираться — как враг, затесался в наши ряды? Как в дальнейшем этого избежать, ну и как я подозреваю — клеймить позором эту Самойлову!