«Нет, так и до дурдома не далеко! Нет! Нет! Надо прекратить! Но почему, почему тогда, тот странный человек ему так говорил?! Тот человек в грязно зеленом плаще назвавшийся загадочным и нереальным именем Иоиль? Его улыбка и сомнения. Он улыбался, он знал — Бог есть! Есть! И он это богослов был этому рад! Он улыбался!» — терзался Павел. Клюфт затушил папиросу. На стол, через край, чугунного блюдца, посыпались окурки. Павел вскочил со стула и схватив листы с речью Сталина заходил по комнате. Страшные сомнения немного отступили. Ровные, почти безупречные, слова мудрого вождя и учителя, успокоили: «Такие свободные и действительно демократические выборы могли возникнуть только на почве торжества социалистических порядков, только на базе того, что у нас социализм не просто строится, а уже вошел в быт, в повседневный быт народа. Лет десять тому назад можно было бы дискутировать о том, можно ли у нас строить социализм или нет. Теперь это уже не дискуссионный вопрос. Теперь это вопрос фактов, вопрос живой жизни, вопрос быта который пронизывает всю жизнь народа!» «Стоп!» — Павел и замер на месте. — «А как же Самойлова? Как же те люди из Ермаковского района? Как же тот прокурор, буржуазный националист из Таштыпского района? Как они? Для них, почему не вошел этот самый социалистический быт?» Павел тяжело вздохнул — эта статья о речи вождя ему дастся нелегко. Слишком много сомнений. Слишком много написано того — чего в реальной жизни нет. «Как же Ольга Петровна? Как она все эти годы писала эти статьи? Неужели не видела — несовпадение написанного с реальностью? Неужели не сомневалась? А может, сомневалась и поплатилась за это? Господи! Господи!» — Павел ужасом осознал, что он внутренне обращается к Богу, которого нет! — «Этот все он! Это Иоиль! Этот богослов! Он виноват в его наступивших сомнениях! Он будто сглазил! Он!» — злился мысленно Павел.
— Ты, что Паша? — раздался голос Митрофанова. Он словно опустил Клюфта, с облаков его мыслей, на землю. Павел хмыкнул носом и отмахнувшись буркнул:
— Да, так. Интересный кусок речи вот для статьи нашел.
— Да? Что за кусок? Прочитай! — радостно попросил Димка. Митрофанов, как нерадивый ученик ерзал на стуле. Клюфт покосился на него и улыбнулся:
— Дим, мне некогда. Некогда читать. Сам потом почитаешь. Всю речь я тебе дам!
— Правда? Ты дашь мне эти документы? Они же секретные!
— Да какие они секретные! Это же речь нашего вождя — товарища Сталина! Просто я за них расписался, а тут не каких секретов! Товарищ Сталин говорит это все для народа! — Павел вытянул руку вверх и указал на потолок. Получилось это торжественно. Митрофанов даже закусил верхнюю губу. Его руки беспокойно сновали по коленкам. Павел чуть не добавил страшную фразу: «И врет для всего народа и вас товарищ Митрофанов». Клюфту так захотелось это сказать. Он даже раскрыл рот. Но промолчал. Павел тяжело вздохнул и вернулся на свое рабочее место. Закурив очередную папиросу, он увидел, что она последняя в пачке. Нужно было идти в табачную лавку. А это одеваться. Лень! Клюфт, попыхивая папиросой, сощурив немного правый глаз, что бы, не попадал дым, продолжил читать речь вождя: «У нас нет капиталистов, нет помещиков, стало быть и нет давления со стороны имущих классов на неимущих. У нас выборы проходят в обстановке сотрудничества рабочих, крестьян, интеллигенции, в обстановке взаимного доверия…» Клюфт вновь задумался. Он положил листы с текстом на стул и закрыл глаза. Страшные мысли вновь ворвались в его сознание: «Доверия. Хм, Доверия. А как же Митрофанов? Как же Пончикова? Как же Смирнов?
Какое там доверие? Кому они доверяют? Самойловой? Нет! Они ее уже считают врагом народа! Уже! Никакого доверия нет! Нет! Нет, товарищ Сталин — нет никакого доверия! Ложь все это ложь! Стоп! Стоп! Чертов богослов! Это он! Он! Я не доверяю самому товарищу Сталину! Ставлю под сомнения его речь! Что со мной? Что? Сталин просто может не знать про это! Ну откуда, вождю знать, что где-то в далеком Красноярске — творится такое. Такие мелкие и гнусные интриги. Такая несправедливость, а может быть и перегиб. Откуда? Он же не Бог? Он не всевидящий! Стоп! Опять про Бога! Опять! Я опять вспоминаю Бога! Его же нет! Почему мне все время хочется сравнить Сталина с Богом? Почему?» Павел откинулся на стуле. Посмотрел на замерзшее окно. На улице уже смеркалось. В кабинете царил полумрак. Клюфт обернулся. Митрофанов читал, какую-то книгу — включив настольную лампу, с зеленым абажуром. Толстая фигура Димки шевелилась в полутьме. Он ерзал по стулу. Павел улыбнулся и потянувшись, тоже включил у себя на столе лампу. Костяная, коричневая, она, как жираф, склонила голову абажура и засветилась, неярким, желтоватым светом.