— Ерунда! Ложь! Все это ерунда и ложь! Никто мне ничего не говорил! Никто! И Самойлова тут не причем! Она меня не облапошивала! Никогда! Более того, я верю — что с Ольгой Петровной случилось недоразумение! И кстати — насчет библии! Мне даже удивительно, что гражданин Митрофанов, так досконально ее знает! И уже, не ему ли Самойлова ее и цитировала? В зале вновь зашумели. Люди возмущенно галдели. Послышался выкрики:
— Да! Дима! А как действительно ты узнал, что это библия? Ты что по ночам ее читаешь? Так точно знать еще уметь надо!
— И строчки выучил!
— И номера страниц!
— Нет тут, что тот не так!
— Может Митрофанов врет?
— Может и впрямь, все свалить на Клюфта хочет? Раздался вопль Пончиковой. Комсорг, вскочила над столом, словно колдун над жертвой:
— Нет, товарищи! Митрофанов прав! И он про библию сказал правду! Правду товарищи! И все это верно! Это могу и я подтвердить! Но зал гудел и не хотел слушать Пончикову. Люди возмущенно кричали ей:
— А где, он, взял, эту самую библию?
— Там же найти надо эти слова?
— Кто ему дал? Пончикова заорала так, что, как показалось, в зале задрожали окна. Истеричный крик, обезумевшей бабы, заставил всех замолчать:
— Это я дала ему библию! Я! Он, попросил и я, дала! У нас в отделе корректоров есть многие книги — которые не рекомендованы для чтения простому читателю. Есть и библия. Но она есть для того, что бы предупреждать вот такие эксцессы! И если бы не бдительность Мситрофанова мы бы, кстати, так и не узнали, что Клюфт цитировал библию!
Присутствующие смотрели на Пончикову, но больше ничего спрашивать не решались. Павел медленно сел. Но Вера Сергеевна увидела это и рявкнула:
— Вы гражданин Клюфт зря вот так присаживаетесь — выйдете сюда на центр зала и поясните, нам, всем, как же так? Почему вы Самойлову слушали? Павел вскочил и практически выбежал к трибуне. Митрофанов испугался. Он попятился. Димке показалось, что Клюфт бежит к нему, что бы садануть ему в лоб! Что бы повалить на землю и придушить! Митрофанов, зажмурил глаза, съежился и присел. Но Павел до него не добежал. Он остановился в метре от Димки. Клюфт обернулся и гневно, взглянув на стол, за которым сидел президиум — крикнул:
— Никто мне ничего не говорил! Это я заявляю как комсомолец! Никто! Могу поклясться! И я не знал, что эти строки из библии! Не знал! Я просто написал! Написал из своего ума! Вот так просто! И Самойлова еще раз говорю вам тут не причем! Она никогда не заводила речь о библии и вообще, о религии! В зале вновь повисла тишина. Затем кто-то громко спросил:
— А почему, тогда, как утверждает Митрофанов — слова так близко к тексту этой самой библии? Это словно цитата получается? Ты что Паша, библию на память знаешь? Пончикова подхватила эту идею:
— Да, выходит Клюфт, вы на память знаете библию? И выходит, вы намеренно вставляете цитаты из этой книжонки в свои статьи? Это же идеологической диверсией попахивает! Как вы это объясните? Павел тяжело вздохнул. Он уже открыл рот и хотел рассказать всем — о «загадочном ночном госте». О Иоиле! О его словах! Что этот странный богослов и сказал ему эту цитату из библии! И, что Павел сам не причем, он просто послушал и поддался убеждениям странного человека! Но в последний момент Павел представил себе реакцию коллег, а главное членов президиума?! Этого человека в оливковом кителе, с красными петлицами! Как они отреагируют? Павел пустил в дом «какого-то богослова». Рассуждал с ним на «такие темы» и главное — они писал в присутствии это человека статью и слушал его подсказки! Да и где этот богослов? Кто поверит, что он вообще был! Павел набрал воздух в легкие и тихо вымолвил:
— Я же пояснял — мне эти слова пришли на память, я просто их написал. Никого и ничего, не имея в виду. Вернее имея в виду. Имея в виду наказание для врагов вредителей и главное — я хотел заставить читателя задуматься о том, почему мы сами будем потворствовать существованию этих вредителей среди нас. Вот и все. Никакого религиозного умысла я не имел! То, что такие слова есть и в библии я считаю полным совпадением. И все. Полным совпадением моих мыслей со словами из этой книги. Как это объяснить я не знаю… Пончикова ухмыльнулась и противно взвизгнула: