— Может, вы еще себя — святым назовете?! У вас как мы видим, и мысли со святым писанием совпадают? А? Нам еще только святого в газете не хватает! В зале раздался смех. Хохотал и нквдэшник за спиной. Майор смеялся долго. Павел обернулся и увидел, что офицер даже вытирает глаза носовым платком. Пончикова ржала, как обезумевшая лошадь. Не смеялись лишь Смирнов и Абрикосов. Старик партиец, сочувствующе смотрел на Клюфта, а главный редактор, печально, качал головой и вздыхал. Павел разозлился. Он презрительно сказал в сторону Пончиковой:
— А вы, я вижу, Вера Сергеевна-библию то почитываете! Раз так точно нашли эту цитату! Нашли и обрадовались. Нет бы, сказать главному редактору — как корректор, что это печатать нельзя, а вы промолчали! И сейчас вот — издеваетесь надо мной! Над товарищем Смирновым. Над всем коллективом! Научили, этого недотепу, — Клюфт указал рукой на Митрофанова. — Говорить, что выгодно вам и радуетесь. Даже на собрание меня сюда заманили — ничего не пояснив!
— Что? Замолчите! Замолчите Клюфт! — визжала Вера Сергеевна.
Пончикова, с пеной на губах, выскочила, из-за стола и подбежав к Павлу, встала рядом — упершись руками в бока. Она смотрела в зал и кричала:
— Не слушайте его! Он пытается очернить все! Он пытается уйти от ответственности, не желая признать свои ошибки!
Коллеги испуганно молчали. Они, изумленно наблюдали за этой «странной пьесой», трагедией-фарсом, разыгравшейся в актовом зале. И тут, инициативу, вновь проявил майор. Нквдэшник хрипловатым голосом сказал:
— Ну, Вера Сергеевна! Вешать эпитеты раньше времени, конечно не надо. Товарищ Клюфт ошибся. Товарищ Клюфт признает свои ошибки. Ну, выскочила эта цитата! Ну и что? Разве там написано — что это цитата из библии? Нет! Вот и будем считать, что товарищ Клюфт со всей пролетарской ответственностью написал это о врагах, о вредителях. И, по моему мнению — эти слова подходят. И тут нет ничего страшного!
Пончикова тяжело дышала и смотрела на Клюфта. Павел выдержал ее тяжелый взгляд:
— Я никаких ошибок признавать не собираюсь! Потому как я их не совершал! Статью я писал от чистого сердца и никаких, скрытых намеков, не делал! И все обвинения в мой адрес считаю ложью! Ложью и провокацией! А сейчас я прошу разрешить мне покинуть это собрание! Потому как я, не являюсь руководителем отдела и вообще, никаким бы то ни было, руководителем! Зал безмолвствовал. Все ждали — что скажет нквдэшник. Майор вздохнул. Криво улыбнулся и развел руками:
— Ну, что ж. Если, вот так, комсомолец Клюфт выражает свою позицию — никто не может его насильственно заставить говорить слова, которые он в принципе должен был сказать. Это дело его совести! Так говорит и товарищ Сталин. Это дело совести каждого советского человека! И это мудрые слова! Я думаю, товарищи, нужно отпустить товарища Клюфта. А комсоргу газеты товарищу Пончиковой рекомендовать рассмотреть его дело на очередном собрании. Никто не возражает? — майор окинул взглядом помещение. Присутствующие испуганно притаились. Каждый старался отвести взгляд. Павел искал хоть одну пару глаз, в которой бы мелькнул огонек солидарности. Но тщетно.
Коллеги предпочитали не смотреть на него. И лишь, корреспондент отдела сельского хозяйства — Игорь Крутиков, встал и громко сказал:
— А, по-моему, Клюфт прав. Обвинять его, на голом месте — бессмысленно! Ну, написал он такие слова? И что?! Он же не пропагандирует религию и веру в Бога?! А если он завтра запоет Марсельезу? Что тогда? А ведь это гимн буржуазной и враждебной нам Франции? И Митрофанов, как его друг — тоже поступил не порядочно!
И относить его к троцкистке Самойловой я не вижу смысла! Ведь товарищ Митрофанов сам не раз распивал с ней чаек! Сам не раз болтал, так сказать, на задушевные темы! И все валить сейчас на Клюфта я думаю несправедливо! Димка засопел, как проснувшийся, после зимней спячки медведь. Он, втягивал воздух ноздрями и возмущенно пищал:
— Кто распивал чаек? Я с ней вообще никаких бесед не вел!
— Ну, хватит! Хватит! — майор встал из-за стола, одернув и расправив руками за спиной китель, зло сказал:
— Я считаю пока заканчивать этот балаган! Мы говорим сегодня о Самойловой, а не о Клюфте и кто с ней распивал чаек! Если ни у кого нет, кроме Пончиковой и Митрофанова, вопросов к товарищу Клюфту — давайте его отпустим! И все! Товарищ Клюфт вы можете быть свободны! Павел взглянул на майора и грустно улыбнулся. Клюфт медленно направился к выходу. Каждый его шаг отдавался эхом в притихшем актовом зале.