«Она, она счастлива! А я, я, то, я? Что я могу этому противопоставить? Я сама, сама виновата! Что я делаю? Я держу Вилора на расстоянии? Сколько лет? Так любой устанет! Он попросту устал. Ему хочется простого счастья и эта девушка, она появилась во время, она так красива и потом, жалость к Валериану меня сгубит! Сгубит! Жалость к этому человеку?!» — Скрябина даже приподнялась с подушки и посмотрела на спящего мужа. Валериан, безмятежно откинувшись назад, дышал во сне, приоткрыв рот. Блеклые черты лица, словно у покойника, восковая маска желто-серый цвет кожи. Призрак и ничего. Лидия сглотнула слюну, зажмурившись, уронила голову на подушку. «Он выпил всю мою энергию! Он выпил всю мою доброту. Я всю доброту потратила на этого человека! А он, он даже не понимает меня. Нет! Хватит! Нужно прекратить врать и ему и себе! Сказать! Сказать ему! Вилор! Мой Вилор! Подожди еще немного и все же эта девушка. Эта девушка! Господи, неужели?!»
Утром Лидия встала совсем разбитая. Она поплелась на кухню и, заварив кофе, долго сидела и дымила сигаретой. Обычно Лидия натощак не курила. Но сегодняшняя ночь заставила отступить от правил. Она выпускала в темноте дым и думала, думала, думала… Валериан вполз на кухню как старик, шаркая тапочками. Он с удивлением рассматривал фигурку жены и, лишь через секунду, зачем-то включил свет, хотя в кухне было уже светло. Весеннее солнце играло по стенам розовыми пятнами. Лидия инстинктивно зажмурилась. Скрябин лениво зевнул, почесав живот, равнодушно буркнул:
— Кофе варишь, лучше бы омлет с соком приготовила, а то куришь, кофе. День начала в миноре. Лидия не ответила. Ей не хотелось с утра грубить мужу. Тем более, что вечером она собиралась ему сказать самое важное! Самое важное в ее жизни и его они не будут больше жить вместе! Не будут! Потому как дальше, так, продолжаться не может! Дальше это нельзя назвать семьей. Дальше это вообще никак нельзя назвать! Потому как, они совершенно разные и далекие друг от друга люди, которые пока просто спят в одной постели. Которые просто живут под одной крышей! «Интересно, а как он будут реагировать? Как? А вдруг, он бросится на меня с кулаками? Вдруг он схватит нож? Ведь он такой импульсивный, он такой ранимый и нервный?! Нет, наверное, нужно поговорить с ним в людном месте. Пригласить его в кафе. На людях он более сдержан! О чем это я? О чем! Я опять боюсь? Чего смерти? Я боюсь смерти? Какая странная ситуация, если я скажу этому человеку своему мужу, что я люблю другого, он может меня убить. Из ревности, а если я уйду к любимому человеку, то может убить из ревности его любовница. Смех, да и только! Кому бы рассказать?! Не поверишь! Вот эта закрутка! Вот это сценарий!» — Лидия затушила сигарету и налила себе кофе. Ароматный напиток вернул немного бодрости и энергии, но ненадолго. Вторая чашечка лишь напустила тяжести на голову. В висках застучало и руки стали тяжелыми. Лидия вновь взялась за сигарету. Валериан урчал как кот, поедая омлет с ветчиной. Он, не отрывая взгляда от тарелки, нравоучительным тоном гундел:
— Ты, пожалуйста, будь добра, позвони сегодня Симоновским. И скажи, мы придем чуть позже. А то неудобно будет. Я не хочу краснеть. Омлет умирал под его вилкой. Обречено и быстро. Желтые кусочки скрывалась, где-то там, за сальными пунцовыми губами Валериана. Скрябин торопился. Она замечала, он в последнее время всегда торопится. Всегда спешит и нервничает. Особенно утром. Даже когда не опаздывает, он гремит посудой и суетится. Такого раньше с ним не было! Он так изменился! Она стал не похож на того, спокойного и расчетливого человека, за которого, она, выходила замуж тринадцать лет назад! Лидия поморщилась. Она, отвернулась и, выдохнув, вяло сказала:
— Мы сегодня не пойдем к Симоновским… Скрябин не отреагировал. Вернее отреагировал, но очень странно. Он приложился губами к стакану с апельсиновым соком и, сделав глубокий глоток, замычал:
— Ум, какая прелесть… Лидия, так и не поняла, что именно? «То ли, что они не пойдут на день рождение к их знакомым или был холодный сок таков хорош, что он даже сгладил это ее скандальное заявление об отказе?» — подумала Скрябина.
— Я, говорю, мы не пойдем…