— Опять твой муж! Опять он?!!! Нет! Все-таки я не напрасно решился! Не напрасно…
— Что не напрасно? Ты о чем?! — насторожилась Лидия. Щукин ничего не ответил, хотя она ждала. Вилор встал и налив себе еще водки, выпил, затем принялся мыть в раковине грязную тарелку. Он, орудуя щеточкой, не поворачиваясь, громко спросил:
— Скажи мне лучше, ты бы поехала со мной в Париж? А вот, так?! Не с того, не с сего?! Бросила все и поехала бы? Вдвоем ты и я?! Просто глупо ты и я?! Мы бы гуляли по Елисейским полям! По Конкорду! Лидия обиделась, она собралась сейчас сказать ему, что «решилась»! О чем «мучилась всю ночь»! Все последние дни! Она «решила» изменить свою жизнь! А он?! Он попросту пьет водку и говорит какую-то чепуху?! Лидия не сказала «главного». Она лишь тяжело вздохнула и покосилась на полупустую бутылку водки, поморщившись, ответила:
— Ты же знаешь это сейчас не возможно. У меня работа. Да и Скрябин. Как ему-то это сказать?! А потом, на такую поездку нужны деньги. У меня сейчас лишних нет. А у тебя и подавно. Так, что Вилор успокойся и не теш себя этими иллюзиями. Труднее будет вернуться в реальность. Уже заметно захмелевший Вилор вновь отмахнулся. Вытер руки полотенцем. Раскрасневшийся, он уселся напротив Лидии за стол и, закурив, тяжело дыша, ответил:
— Ерунда! Отговорки! А если я найду денег? Если нам твой Скрябин больше никогда не помешает? Поедешь? Что здесь делать? В это стране? Которая сходит с ума! Которая Достоевскому и Гоголю предпочитает дешевых выскочек, делающих деньги на бульварных романах! Нет, никогда в этой стране не будет порядка! И главное никогда этот народ не будет жить счастливо! Он сам не хочет! Понимаешь! Сам не хочет жить по-человечески! Рожать и воспитывать детей! Не пить водки! Не обижать стариков! Не воровать у инвалидов и сирот! Народ этот не хочет! Что можно ждать, от этого народа? Лидия? Оглянись! Нет! Уезжать, и пока есть возможность бежать отсюда! Так ты поедешь со мной в Париж? И Скрябин твой не помешает, поверь мне, я обещаю! Лидия напряглась. Она внимательно посмотрела ему в глаза:
— Вилор! Ты меня пугаешь? Найдешь денег, Скрябин не помешает? Ты, что его убьешь, что ли? — ухмыльнулась она.
Он рассмеялся. Противно и раскатисто. Лидия тяжело вздохнула. А он, схватил ее за руку, поцеловав кончики пальцев, ласково спросил:
— А если и так? Ты, что меня меньше любить после этого будешь?! На этот раз она разозлилась окончательно:
— Вилор! Прекрати! Это уже не смешно! Это уже мне не нравиться! Ты меня пугаешь! Напился, так веди себя прилично!
— И все-таки, ты бы стала меня меньше любить, или разлюбила бы совсем, если бы я убил твоего мужа? Скажи, только честно? — он улыбался, словно издеваясь.
— Прошу тебя! Прекрати! Я не могу отвечать на такие вопросы! Ты меня мучаешь! Ты же знаешь, что я тебя люблю и этим, ты пользуешься! Ты жестокий! Ты говоришь такие вещи, от которых мурашки по коже! Народ тебе не нравится! Ты обозлился! Поэт не доложен быть злым. Причем тут народ. Причем тут страна, если тебя обидела горстка негодяев? И из-за них ты готов бросить родину? Не правильно это. Не правильно. Нельзя жить в ненависти и обиде. Нельзя жить, желая смерти, пусть даже нехорошим людям. Нельзя желать смерти врагам. И тем более нельзя эту смерть призывать. Правильно дед сказал, ты жестокий! И это страшно!
Щукин отмахнулся. Закурил сигарету. Зажмурился и словно артист в театре сказал громко и раскатисто так, что задрожали тарелки:
— Дед! Слушай ты больше этого идеалиста романтика! Он в лагерях сталинских чуть не подох и всех любить продолжает! Тоже мне, библейский персонаж! А сам за свою жизнь, так ничего и не смог сделать! Ничего! Только вон, хорошие слова, говорить умеет! У Лидии на глаза навернулись слезы:
— Злой! Ты злой Вилор, я тебя не узнаю. А он лишь рассмеялся. Противно и цинично. Он не смотрел не нее. Просто хохотал, как будто Лидии рядом не было. Когда этот приступ закончился, он погрустнел и как-то обречено буркнул:
— Я сам себя не узнаю. А дед, извини, он конечно человек хороший, но нельзя жить по его советам. Нельзя. Не выживешь, — Вилор покосился в окно. — Кстати, вон дождь, наверное, будет, а старик зонта не взял. Замокнет. Лидии вновь стало его жалко. Она подошла, обняв его сверху, за плечи, нежно сказала:
— Домой вернется.
— Нет, не вернется. Так и будет сидеть на лавке, пока ты не уйдешь. Он ведь тактичный. Дождь его не испугает. Дождь вообще никого пугать не должен. Дождь, это такое! Вилор тяжело вздохнул и вновь, покосившись на стекло, тихо добавил:
— Дождь, это слезы природы. Иногда радостные, а иногда грустные… Вот послушай: Пока идет дождь Слышны звуки вчерашнего дня. Гром словно вождь Водит племя ночного дождя. Ночь промокшая птица, Рассвет не совьет ей гнездо Тень вчерашние лица День растворяет все зло. Пока идет дождь Листья плачут о теплой земле. Пока идет дождь — Роса отдается траве Туман обкуренный странник, Облака словно стадо овец, Ветер небесный избранник, Закат — умирающий свет, Пока идет дождь. Лидия молчала. Он пытался рассмотреть эмоции на ее лице. Но Скрябина отвернулась, у нее дрожали руки, он это заметил когда, она достала из пачки очередную сигарету. Долго не могла подкурить, чиркая зажигалкой. Она нервничала. И ему вдруг стало стыдно. Совсем противно и больно! Он хотел уже извиниться, но тут Лидия, неожиданно и как-то грубо спросила: