Напоминание о том, как постыдно она вела себя тогда, заставило Элис задохнуться от унижения и боли.
– Пусти! Я тебя ненавижу! – прохрипела женщина. Натан чуть ослабил хватку – и тут же развернул Элис к себе лицом. Они стояли так близко, что его губы коснулись ее уст, когда он требовательно спросил:
– Колин – мой сын?
– Ты же вбил себе в голову, что да! Так зачем ты меня терзаешь?!
Натан слегка встряхнул ее. Он твердо решил, что вырвет у Элис признание. Во что бы то ни стало!
– Не надо играть со мной в кошки-мышки. Я хочу услышать правду – причем из твоих уст. Колин – мой сын?
– Да! – в отчаянии воскликнула она. Ее голос срывался. – Он твой, но ты ему не отец!
Натан в ярости оттолкнул ее и зарычал:
– Что, черт побери, это значит?
Элис с видом оскорбленного достоинства одернула лиф своего поношенного платья.
– Только то, что мимоходом сотворить ребенка – это одно, а быть ему отцом – совсем другое!
Натан в замешательстве потряс головой. Гнев его моментально улетучился. А Элис взволнованно продолжала:
– Чтобы стать отцом, одной короткой вспышки страсти маловато, Натан. Где ты был, когда я лежала больная и не могла подняться с кровати? Где ты был в ту ночь, когда я рожала его и думала, что умру от боли? И в те первые дни, когда он плакал и плакал – и я вставала к нему каждый час? Я понятия не имею – где, но только не здесь.
– Меня здесь не было, потому что я ничего не знал! – побледнев, вскричал Натан.
Элис отмахнулась от его оправданий:
– Тебя здесь не было, потому что мы с Колином тебя не интересовали! И неудивительно! У великого Натана Уэллесли были более важные дела! Он изволил геройствовать на просторах Техаса, наслаждаться изысканным обществом восхитительных остинских дам. Где ему было вспомнить о наивной фермерской вдове, что осталась где-то там, в богом забытом домишке на окраине Биксби. Я читала газеты, Натан, и знаю, что ты делал, когда не ловил бандитов.
– Да ничего ты не знаешь! – рявкнул Натан. – Я все время думал о тебе. Все время, понимаешь?
Но Элис пропустила признание Натана мимо ушей и продолжала смотреть на него гневным взглядом.
– Разве тебе пришло в голову, что после той ночи у меня может появиться ребенок? Или это для тебя в порядке вещей? Я догадываюсь, что вы, техасские рейнджеры, лихие парни – и у вас по всему штату полно вот таких случайных детей. Вы, наверное, хвастаетесь друг перед другом, у кого их больше. Скажите, капитан Уэллесли, может, вы даже ставите зарубки на спинке кровати, как охотник на прикладе ружья?
Глаза Натана вспыхнули от возмущения.
– Ты рассуждаешь сейчас, как уличная девка, Элис, и тебе это совсем не идет! – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– А ты – ты ублюдок, Натан! – Элис на миг замолчала, поразившись самой себе: неужели она опустилась до площадной брани? Но гнев заставил ее забыть о приличиях, и она с горечью продолжила: – Нет, это неверно. Ты не ублюдок. Ты… Как это ты говорил? «Пятый сын Джеймса и Мэри Уэллесли». Это мой сын – вот кто ублюдок! Мой сын – незаконнорожденный!
После этих слов в комнате повисло тяжелое молчание. Наконец Натан заговорил, и непреклонная решимость в его голосе пугала больше, чем гнев:
– Если бы я знал о вашем состоянии, леди, наш сын не был бы незаконнорожденным. С первого же дня жизни он носил бы фамилию Уэллесли.
– Теперь поздновато пытаться поразить меня своим благородством, – фыркнула Элис. – Я ведь прекрасно понимаю, что была для тебя всего лишь женщиной на одну ночь.
– Откуда ты можешь знать, чем была для меня? – вновь сорвался на крик Натан.
– Хорошо, если я ошибаюсь, то расскажи мне, как все было на самом деле! Объясни, что значила для тебя эта ночь?
– Очень многое! И могу поклясться, что думал о тебе полтора года отнюдь не как о случайной подружке!
Элис удивленно заморгала, а когда заговорила опять, то голос ее звучал куда мягче.
– Тогда почему же ты не вернулся? – спросила она.
– Почему? – отозвался Натан, сверля ее гневным взглядом. – Ты забыла, что наутро просто вышвырнула меня отсюда? Забыла, что я хотел поговорить с тобой об этой ночи – чтобы понять, как же нам теперь жить дальше? Это ты, ты сказала, что не желаешь ничего обсуждать и хочешь лишь одного – чтобы я побыстрее убирался из твоего дома и никогда – никогда! – не появлялся здесь вновь!
В бессильной ярости стиснув кулаки, Натан мерил шагами комнатку.
– И потом, когда я вернулся и снова попытался поговорить с тобой, ты заявила, что та ночь – только ужасная ошибка и ты глубоко сожалеешь о случившемся. Ведь это твои слова, Элис: «Ужасная ошибка, о которой я глубоко сожалею».
– Да, это было ужасно! – выкрикнула Элис. – И я действительно очень сожалею.
Натан резко повернулся к ней и вперил в нее горящий взгляд:
– Ты сожалеешь, что дала жизнь моему сыну?
Элис открыла было рот, чтобы выпалить очередную резкость, но слова не шли у нее с языка. Она тяжело вздохнула и покачала головой. Нет, тут солгать Элис не могла.
– Вот об этом я не жалею. Я обожаю Колина. В нем – вся моя жизнь. Меня удручают лишь мысли о той ночи, когда он был зачат.
Глаза Натана затуманились от горечи и боли.
– Элис, я уже ничего не могу исправить, – тихо проговорил он. – Мне страшно подумать, что ты носила под сердцем моего ребенка, а меня не было рядом с тобой! Боже, как же тяжело тебе пришлось! Одна-одинешенька, без родных и друзей… Ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь в том, что причинил тебе столько страданий. Но как бы то ни было, я – отец Колина, и теперь я здесь.
– Нет! – выдохнула Элис, гневно вскинув голову. – Оттого, что ты узнал о сыне, ничто не изменилось.
– Изменилось, Элис! – твердо произнес Натан. – И если ты думаешь, что, узнав обо всем, я покончу с бандитами, а потом спокойно сяду на лошадь и скроюсь вдали, то ты глубоко ошибаешься.
– А я хочу, хочу, чтобы ты уехал! – срывающимся голосом закричала женщина.
– Нет, милая, этого не будет!
Элис прерывисто вздохнула, собираясь с духом, и задала наконец тот вопрос, который мучил ее больше всего:
– А что же ты собираешься делать, Натан? Что тебе нужно?
– Мне нужен мой сын! – решительно ответил рейнджер.