Дон Снайдер
Падший ангел
Пролог
Этот образ теперь всегда со мной. Какой я увидел ее в это первое утро, когда она поднялась от берега, мимо покрытых льдом гранитных скал, стоящих у входа в залив. Длинное голубое джинсовое платье. Волосы, черные, как чернила, густая коса, переброшенная через левое плечо. Она держала за руку маленькую девочку в зеленом пальтишке. На них обеих были смешные красные резиновые сапожки, такие неподходящие для зимнего дня в Мэне. Впереди бежала желтая собака. Или это было позже, у коттеджа, когда я увидел собаку?
Это трудность, с которой я столкнулся — пытаться вспомнить ее точно такой, как я первый раз ее увидел, простой и ясный ее портрет в тот момент, когда она еще была для меня незнакомкой. Ее силуэт, несколько мазков на фоне сизого зимнего неба, до того, как я узнал о ней тысячу вещей. Возвращаясь назад, когда я был один в пустоте, и она еще не вошла в мою жизнь, я вижу, что был слепым. Слепым к тайне, которая окружает нас. Слепым к святости этого мира, к тому, как ветер собирает наши голоса, а потом рассыпает по полям памяти и времени.
Я видел ее одиночество и мог сказать, что она прошла долгий путь к этому берегу в Мэне. И, перед тем, как повернуться и уйти по заснеженной дорожке, держа ребенка за руку, она прислонилась к ограде , опустила голову, и я был поражен ее усталостью.
Но, что мог слепой знать тогда? Что мы сделаны целиком из наших страхов и желаний? Что проходящее время безразлично к нашим мечтам? Если бы вы стояли там, увидели бы вы, что она и я, каждый в отдельности, держали разорванные концы старой истории, и что мы сошлись вместе, в эти холодные зимние дни в Мэне, чтобы соединить эти концы?
1 -
В год, когда началась наша история, мне было восемь лет. Мой отец пришел за мной в школу. Я поднял голову от парты и вот он — стоит в дверях классной комнаты, в своем плотницком комбинезоне, который застегивался на молнию, от правого колена до подбородка. До этого я никогда не видел отца в школе.
В то утро школа вызвала родителей, чтобы они забрали своих детей. Моя мама, должно быть, связалась с отцом по радио в его грузовике или по телефону в его мастерской.
Я держался за его руку. Его сапоги, я помню, были покрыты грязью, и мы уходили по коридору. Когда мы проходили мимо кабинета директрисы, я увидел через стеклянную дверь, что она стояла, опустив голову, и плакала. Ее плечи вздрагивали и я все думал об этом, когда отец посадил меня в свой грузовик и сказал: «Президента убили, Терри. Все идут домой.»
На следующей неделе мы ужинали в гостной, у телевизора, смотрели вечерние новости. В те дни мой отец хранил часть своих инструментов в сундуке, на кухне, рядом с медным бойлером. Этот сундучок был идеальным кубом — три фута длиной, три фута шириной и три фута высотой, с маленькими дверцами, секретными отделениями и складными полками. В ту неделю, когда было столько печали и когда мама все время плакала перед телевизором, я мечтал оказаться внутри отцовского сундука с инструментами, вытянувшись вдоль бронзового ватерпаса, положив голову на изогнутую ручку рубанка.
Вы помните картинку, показанную по телевизору в те ноябрьские дни— Джон-Джон, салютующий гробу своего отца? Я думаю, что эта картина стала причиной того, что отец начал брать меня с собой на работу, в те дни, когда я не был в школе. Он никогда не брал меня с собой до этого, и я верю, что отцу было легче пережить смерть президента, притянув меня к себе поближе.
По дороге на работу мы останавливались в магазине Бриди в Ок Хилле, чтобы купить материалы, нужные отцу. Было еще темно, когда мы грузили все в кузов и ехали до конца Блэкпойнт Роуд, где начинался Роуз Пойнт. Отец отпирал ворота ключом, а за воротами начинался мир, в который трудно было поверить, даже находясь там. Высокий мыс с широкими полями и лугами, окаймленными гигантскими елями, вдавался в океан, обрывистые берега cпускались к пляжу, протянувшемуся больше, чем на милю , и двадцать два коттеджа выстроились вдоль гравиевых дорожек. Спроектированные известным архитектором из Индианы, Лесли Вудхэдом, и построенные на рубеже столетий стальными и нефтяными баронами из Пенсильвании, эти коттеджи были настоящими особняками — просторные четырехэтажные дома на деревянных каркасах, с остроконечными крышами, крытыми кедровыми пластинами, с башенками и верандами, выходящими на море.