На мне вина за крушение этой надежды. - Она вытерла слезы. - Это я, в конце концов, убедила его отказатся от попыток снова увидеть Кэти. Я боялась, что это убьет его. Я думаю об этом каждый день. Потому что, я могу сказать вам, что сделала это для него, но на самом деле я сделала это для себя. Я была эгоисткой, видите? Я хотела, чтобы он жил. Жил для меня. И в конце концов, я все равно его потеряла.
Я потеряла его в его страшной печали.
Мы прошли по Стэйт стрит к перекрестку, где произошло несчастье. Я посмотрел на землю и снова услышал звук, который, как я понял позднее, был звуком протащенной машиной детской коляски.
Я закрыл глаза и это все вернулось ко мне. Сырой запах матерчатых сидений. Руки мистера Хэлворта, подлетевшие в воздух. Мигающие красные и синие огни. И холод, пробирающий меня, как будто я стоял босиком на снегу. Потом я почувствовал, что Кэлли взяла меня за руку.
Она постояла молча, потом сказала, что они с Чарльзом Хэлвортом приходили сюда в канун Рождества все годы, когда они были вместе. - Двенадцать лет назад он исчез из моей жизни. В то Рождество я пришла сюда одна. Я до сих пор прихожу. Наверное, я не должна это делать. Я должна забыть его. Но я не могу. Когда что-то ужасное случается с тем, кого ты любишь, друзья говорят тебе, что со временем ты это преодолеешь. Для меня идея о том, что я могу прожить день и ни разу не подумать о Чарльзе...
На прощание я спросил, что мне сказать его дочери.
- Делайте, что вам подскажет сердце. - Она посмотрела мне в глаза. - Чарльз умер. У него есть брат, который знал обо мне. Он пришел ко мне и сказал, что Чарльз умер.
Она сказала, что надеется, что я перестану убегать и найду покой. Я не мог сказать ничего. Я преуспел, благодаря способности никогда не показывать эмоций. Благодаря тому, что меня на самом деле не слишком волновали проекты, за которые я притворялся, что готов умереть. А сейчас я плакал на улице.
Я снова спал на полу в отцовской мастерской. Если это можно назвать сном. Мой палец пульсировал всю ночь. Я положил слишком мало дров в печку и промерз до костей. Где-то перед рассветом я поднялся и встал у окна, размышляя о том, как печально, что Чарльз Хэлворт больше никогда не увидит восход солнца в Роуз Пойнт. Это оставило пустоту внутри, как будто я лишился чего-то очень важного.
В конце концов я снова разжег печку и, чтобы отвлечься, начал конструировать что-то вроде кровати.
Нарисовал ее на отцовской рабочей скамье, а потом мрачно приступил к работе. Все время я думал о последних словах Кэлли Бордмэн - Делайте то, что вам подскажет сердце. Я не знал, что говорит мне сердце. Все так печально. Будет лучше, думал я, если Кэтрин так и останется жить с ложью ее матери.
Закончив кровать, я оглядел ее с пренебрежением. Такое мой старик сделал бы за двадцать минут.
Мне это стоило двух часов и много ругани.
Когда я взглянул наверх, то увидел лицо моей мамы, ее глаза смотрели на меня. Я взял в руки фотографию и сел. Платье в розочках, она была в этом платье, когда мы с ней пошли за покупками и я умолял ее купить черешни. Она говорила, что слишком дорого, и отец будет сердиться на нее, если она потратит слишком много. Я всего-то хотел пригоршню, но мама не могла позволить и этого. И она вцепилась в свой кошелек, словно боялась, что я могу его отнять.
- О, Боже, - сказал я, чувствуя, как в груди поднимается старая злость и разочарование. Чувство, что я заперт в длинном темном коридоре обиды. Это было частью меня так много лет, что я не мог сказать, с чего оно началось. Голос матери, зовущий отца, а он уходит прочь от нее? Первый раз, когда он тряс передо мной кулаком? То, как он заполнял комнату молчанием, молчанием, в котором не посмеешь заговорить? Или, может быть, это была его чертова холодность. Представить в цвете эту холодность, это был бы кобальтово-голубой цвет зимнего неба в это утро. Я боялся этой холодности, боялся, что она поселилась во мне, и что я передам ее дальше, если женюсь и заведу детей.
У меня была любовь. Ее звали Николь и мы были вместе три года. Потом она меня бросила, потому что я не мог перестать думать о себе. Мои страхи. Мои желания. Моя работа. Мое будущее. Она заставила меня увидеть, что мир был бы лучше, если бы мужчины, такие эгоцентричные, как я, не имели семей.
Если бы им хватило смелости жить одним.
Я повесил фотографию на место. Впервые я просто устал злиться из-за того, что произошло так давно.