- Уоррен, - сказал я, спустившись с лестницы, - вы можете поверить, мой отец зашпаклевал каждый щит, чтобы предохранить дом от сырости? Я ждал, что дом весь осыпается внутри, но он должен быть в хорошем состоянии.
- Замечательно, - сказал он.
Я увидел, что его губы посинели от холода.
- Идемте погреемся в мастерской, - сказал я.
- Я бы хотел, но мне нужно быть дома до полудня.
- Конечно. Утром я оставлю для вас ворота незапертыми. Я заглянул ему в глаза.
- Хорошо, - кивнул он.
Я провел остаток дня на спине под коттеджем, обматывая утеплителем водяные трубы, пока не стало слишком темно. В этот вечер, перед тем, как лечь спать, я пошел обратно к «Безмятежности». Теперь, когда окна не были заколочены, в них отражался лунный свет, и я начал чувствовать, что меня увлекает все ближе к тому, чего я еще не знаю.
5 -
На следующее утро было облачно и температура не поднималась выше минус десяти. Мы сняли тридцать щитов и сделали перерыв на обед. Я слез с лестницы и сказал Уоррену, что завтра в это время мы будем внутри коттеджа.
Мы ели наши сэндвичи на крыльце. Уоррен снова начал рассказывать про морскую пехоту. - Пришел Вьетнам, но мне не дали увидеть сражение. Посадили за бумажную работу. Самая мерзкая служба, которая у меня была. Я должен был писать письма домой. Не для мертвых, а для раненых. - Он остановился, потом продолжал. - Терри, смерть не самое плохое, что может случиться с тобой. Некоторые из этих ребят были так изувечены … Какой-то медик в поле просто сложил их вместе, как мог. И я должен был писать матери или жене, что ее любимый мальчик скоро приедет домой. Иногда было бы человечнее записать этих мальчишек как мертвых, в таком они были состоянии.
Я подождал, когда он закончит. - Мой отец когда-нибудь рассказывал вам об этом коттедже? О том, что случилось здесь давно?
- Нет. Я только встречал вашего отца там и сям и привозил ему моих лошадок, которых нужно было починить. Он был хорошим плотником.
Пока мы работали в тот день, я рассказал ему все, что знал, о Чарльзе Хэлворте, Кэлли и дочери Чарльза.
До заката мы закончили все, кроме входной двери.
- Мы войдем вместе, - сказал я Уоррену. Как только я отвинтил первый винт, я понял, что щит недавно снимали. Шпаклевка была треснута и винты выходили слишком легко. И когда я открыл дверь, то увидел снег на полу в фойе. Было ясно, как день, что снег осыпался с чьих-то башмаков.
- Посмотрите на этот след, - сказал я.
Я встал на колени, Уоррен стоял сзади.
- Кто мог быть здесь? - спросил я. Я повернулся и посмотрел на Уоррена. Он пожал плечами.
Я встал и пошел вперед, заглядывая в большую комнату слева. - Наверное, мой отец мог зайти сюда, после того, как его попросили открыть коттедж, правильно? - Я повернулся и снова посмотрел на Уоррена.
- Честно говоря, я чувствую себя неуютно. В смысле, ходить здесь, в чьем-то чужом доме.
- Ничего, - сказал я. - Давайте поищем, где тут что включается.
Мы нашли дверь в подвал и спустились туда вместе. Главный рубильник был на стене напротив лестницы. Над нами зажглась лампочка, когда я его включил . Справа была комната для стирки, слева — огромная комната, с полками на каждой стене от пола до потолка, все они совершенно пустые.
На первом этаже было то же самое. Пустота. Такая пустота, какую я раньше никогда не видел и не чувствовал. На полу были восточные ковры. Мебель там тоже была, аккуратно расставленная. Но там не было ничего личного, ни в одной комнате, даже книжки в отделанной ореховыми панелями библиотеке.
На втором этаже матрасы на кроватях были укрыты газетами. Я наклонился к фотографии Ли Харви Освальда на одной кровати. В комнате через холл были фотографии Джека Руби и Джеки Кеннеди. Газеты, которые отец использовал в декабре 1963, когда закрывал коттедж. Я насчитал шестнадцать кроватей в двенадцати спальнях, все матрасы покрыты подобными фотографиями. Похоронная процессия. Белый дом.
Мы спускались вниз, когда я открыл то, что я думал, было дверью стенного шкафа. Внутри была узкая лестница со снегом на ступеньках и отпечатками башмаков. - Отец был здесь, - сказал я. - Я в этом уверен.
Мы поднялись по лесенке в комнату, спрятанную где-то над кухней. На одной стене была панель со звонками. - Комната для служанок, - сказал я. - Посмотрите на это, Уоррен.
Я увидел, что старые провода до сих пор подсоединены.
- Извините, - сказал он. - Я сейчас приду.
Я слышал, как он уходит и, оглянувшись, увидел белое бюро, на котором что-то стояло. Первый знак жизни в коттедже.