Она закричала, и он резко крутанул руль вправо, а потом влево. В следующую секунду он ударил что-то и его руки взлетели в воздух. Раздался резкий звук, как будто мы волокли цепь, и после этого машина врезалась в сугроб.
Мы едва остановились, как мистер Хэлворт открыл дверцу и выскочил из машины.Мгновение он стоял, не двигаясь, а потом побежал за машину. Я выглянул из-за переднего сиденья и увидел его упавшим на колени, как будто что-то сбило его с ног. Я мог видеть только верхушку его красной шапки Санта Клауса, которая внезапно показалась глупой и заслужившей насмешку миссис Хэлворт.
Я помню, как старался не бояться и не осмеливался взглянуть на Кэтрин, из страха, что она могла плакать. Я смотрел на пол, который был темным, кроме полоски света, падавшего из открытой дверцы.
Когда я поднял голову, красной шапки мистера Хэлворта не было. Его нигде не было видно. Может быть, его дочка видела, как он исчез? Я повернулся и посмотрел на нее. Ее глаза были широко раскрыты, а голова опущена. Она уставилась на свои туфли. Это были блестящие туфельки, отражавшие уличные огни и она держала их над полом. Я увидел, что одна туфелька соскользнула с пятки и держалась только на пальцах. Она старалась не шевелить ногой. Я заглянул в ее глаза и увидел решимость не дать туфельке упасть. Мы сидели в молчании, как будто были из разных частей мира и не говорили на общем языке.
Через несколько минут приехали полиция и скорая помощь. Кроме пожарного, который сунул голову в машину и выглядел слишком удивленным, чтобы что-нибудь сказать, никто не обращал на нас внимания.
Мы просидели там достаточно долго, чтобы я почувствовал ответственность за Кэти. Наконец я придвинулся поближе и натянул туфлю ей на ногу. Ее пятка в моей ладони была холодной.
В конце концов, шериф Кэйн посадил нас в свою машину и сказал, что отвезет домой.
- Где мой папа? - спросила Кэтрин.
- Он скоро будет дома, - ответил шериф.
Я не знал, что мы сбили кого-то, пока не услышал об этом по радио шерифа.
Когда мы подъехали к коттеджу, миссис Хэлворт стояла на крыльце в длинной шубе. Мой отец сидел в своем грузовике в конце дорожки, и он подозвал меня. Как только я сел, он включил мотор и выехал на дорогу. Мне ужасно хотелось остаться. Не знаю, почему, я просто хотел остаться до тех пор, пока вернется мистер Хэлворт.
Хотя я находился в машине, я был последним человеком в городе, который узнал, что произошло.
- Эта одна из тех вещей, - сказал отец, объясняя мне, что машина мистера Хэлворта сбила насмерть женщину с ребенком. - Несчастный случай. Никто не виноват.
Мама, в конце концов, сказала мне, что мистер Хэлворт исчез. - Он, наверное, до сих пор в шоке. Он найдется.
В Рождество городская газета описала детали на первой странице. Отец ошибся — ребенок был до сих пор жив, в коме, в Католическом госпитале, где капеллан организовал молитвенное бдение. Каждый день по телевизору рассказывали о состоянии ребенка и о молитвенных группах, организованных по всему городу. Об этом говорили все. Казалось, это захватило людей так же, как убийство президента.
Когда я собирался в школу в первый день после каникул, отец сказал, что не хочет, чтобы я рассказывал о происшествии детям в школе. - Так лучше. Понимаешь?
Я сказал, что понимаю. Но я не понимал. - Что будет с мистером Хэлвортом? - спросил я.
- Ничего, - ответил он.
- Но где он сейчас? - спросил я, по-детски надеясь, что он вернулся к своей дочке и ее матери.
- Он явился в полицию, - сказал отец. - Против него не выдвинуто обвинений. Ему ничего не угрожает.
Значит, он вернулся, точно, как сказала моя мама. Это дало мне основание поверить, что все будет хорошо.
Ребенок прожил еще неделю. В газетах были фотографии похорон, слишком грустные, чтобы смотреть.
И еще печальные новости той зимой — отец сказал нам, что мистер и миссис Хэлворт разводятся. Миссис Хэлворт прислала людей очистить коттедж и велела отцу закрыть его.
Была весна и события поблекли со временем, когда мне удалось увидеть коттедж снова. Отец работал на другом участке, устанавливая подземные шланги для полива. Он был занят, не обращал на меня внимания, и я просто ушел.
На клумбах перед «Безмятежностью» цвели красивые цветы, газон был подстрижен. Но фанерные щиты, выкрашенные серой краской, закрывали все окна и двери. Этот печальный контраст между яркими цветами и унылыми заколоченными окнами стал значить для меня больше , когда я подрос и стал замечать такой же контраст между упорными попытками моей матери угодить отцу и его растущим безразличием. Она принесла свет в наш мир, а он повернулся к этому свету спиной.