– Если я могу вам помочь… – начала я, но она продолжала говорить так, словно и не слышала меня:
– Вот и мой бедный брат: побирается у черного хода, довольный любым объедком с нашего стола. Жена, пятеро детишек, а работы нет. Бедняга!
– О несчастный!.. – И я снова полезла в свой кошелек, вручив ей еще один золотой соверен. – Вот, отдайте ему это.
– Да благословит Господь ваше доброе сердце, мэм! Из вас выйдет настоящая леди, я уже сейчас это вижу. – Служанка понизила голос: – Когда хозяин вернется домой и если он что-нибудь заметит – я про джин говорю, – скажите, что вы нашли его в шкафчике внизу. В том, который стоит в кабинете. Ему может не понравиться, что я сама дала вам выпить, понимаете?
– Не беспокойтесь, миссис Мур, это останется нашим секретом, – хихикнула я. – А теперь помогите-ка мне переодеться к обеду.
Я постаралась вспомнить все хитрости, которым научила меня Белль, чтобы выглядеть особенно красивой в этот вечер, и, когда вернулся Крэн, под воздействием джина и сапфиров чувствовала себя ни больше ни меньше, как самой Клеопатрой.
Услышав стук его кареты, я бросилась к пианино и заиграла «Моя любовь – как красная, красная роза». Он, как всегда, вихрем ворвался в дом, и когда я поднялась, чтобы встретить его, то с удовлетворением заметила: Крэн буквально застыл, пожирая меня взглядом. Тогда я сама бросилась ему навстречу, но перед глазами у меня все расплывалось и мне показалось, что он стоит дальше, чем было на самом деле, так что я буквально упала ему на грудь, обвив рукой его шею. Крэн выглядел удивленным и довольным. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и вдруг от изумления брови его взметнулись так высоко, что мне показалось: еще чуть-чуть и они вообще исчезнут.
– Что ты пила? – спросил он.
– Джин, – ответила я, счастливо прижимаясь к нему.
– Джин? Но где, черт побери, ты его взяла?
– В шкафу, что стоит в кабинете, – сказала я, подставляя лицо для поцелуя.
– Но как… – Тут я поцеловала его сама, и он ответил мне тем же. – О Элизабет, – пробормотал он и снова поцеловал меня, но теперь уже гораздо крепче. Я тоже одарила его еще более пылким поцелуем. – Ты восхитительная маленькая идиотка, ты же пьяна… Впрочем, что мне за дело, – прошептал он и страстно поцеловал меня в губы.
– Я не пьяна. Я чувствую себя замечательно, просто прекрасно, – упрямилась я.
Крэн расхохотался и, оторвав меня от пола, сказал:
– Что ж, взглянем на место преступления.
Он открыл шкаф в кабинете, и там действительно оказалась приземистая серая керамическая бутылка. Миссис Мур действовала быстро. Крэн понюхал ее, немного отпил и скорчил гримасу:
– Ну и пакость! Наверное, кто-то из рабочих оставил. Вот только как она могла тут оказаться? – Он взглянул на меня и опять рассмеялся. – Моя дорогая весна, если ты будешь пить эту бурду, все твои цветы завянут. Ни капли больше, слышишь? Нектар и амброзия – вот это для тебя. Ну, может, еще изредка бутылочка шампанского. Но не джин!
Крэн страстно поцеловал меня, а затем – к моему ужасу – взял бутылку и швырнул ее за окно.
– Давай-ка выпьем немного вина, чтобы ты избавилась от вкуса этой гадости, – радостно предложил он. А я втайне утешала себя тем, что бутылка, которую он только что выбросил, вероятно, была у миссис Мур не последней.
От выпитого за обедом вина остатки джина в моих жилах заиграли еще веселее. Я смотрела на Крэна как сквозь легкую пелену: какой же он мужественный! Я любила его. Впрочем, в этот момент я любила всех и каждого: и Джека, и Эгертона, и Люсинду, и Джереми, и Белль. Хотя нет, Белль, наверное, все же не любила.
Под конец обеда Крэн с сомнением в голосе сказал:
– Я думал взять тебя сегодня вечером в Гарденс. Гарденс… В моей захмелевшей голове это название прозвучало холодно и непривлекательно. Мне почему-то подумалось, что там должна царить толчея.
– Ты думаешь, нам обязательно надо ехать? – сонно пробормотала я. – Здесь так хорошо… Нас только двое… Может, останемся дома?
– Что ж, если ты так хочешь… – Голос Крэна вдруг стал низким, лицо раскраснелось. Я сидела на кушетке, и он, подсев поближе, осторожно взял меня пальцами за подбородок и поднял мое лицо. Я сонно улыбнулась. – Элизабет, – произнес он с каким-то блеском в глазах, – такая, как сейчас, ты заставляешь кипеть кровь в моих жилах. Я буквально схожу с ума. – Крэн пробежал пальцами от моей шеи вниз до самых грудей. Он явно сгорал от желания. – Я и не думал до сих пор, что существуют женщины, способные до такой степени вывести меня из равновесия. – На несколько секунд Крэн прижал меня к себе, а затем поднял на руки и понес на второй этаж.
Когда он наконец поставил меня на ноги, я снова прижалась к нему и обвила его шею руками.
– Извини меня за прошедшую ночь, Крэн. Я знаю, что вела себя дурно, но прости меня, я обещаю слушаться тебя отныне и во веки веков.
Крэн даже застонал.
– Мне не нужно твое послушание, дорогая, мне нужна твоя любовь. Если бы ты испытывала ко мне хоть сотую часть той любви, что испытываю я, я уже был бы доволен.
В эту ночь под воздействием джина я была покладистой и услужливой: мое тело с готовностью отвечало на каждую его прихоть. Крэн занимался любовью как одержимый. После того как он кончал, я прижималась к нему, и его огромный член снова начинал напрягаться, наливаться жаром, и он снова входил в меня. А я плыла на облаке, пропитанном джином, и мне казалось, что я нашла решение всех своих проблем.
Разбудила меня миссис Мур с подносом для завтрака. Я испытывала озноб, головную боль и неуверенность в себе. Прислуга, видимо, почувствовала мое состояние: она постояла возле меня несколько секунд и, ничего не говоря, вышла. Я кое-как поела – вкус еды казался мне ужасным, а все мои страхи и заботы, похоже, вернулись обратно. Поэтому когда в дверь вошел Крэн, прятавший что-то за спиной, я смогла выдавить лишь слабое подобие улыбки.
Бросив мне на постель синий кожаный футляр, он отступил в сторону и стал наблюдать с мальчишеским интересом. Я открыла коробку. С шелковой подушечки голубоватым светом блеснули бриллианты: браслет, серьги, ожерелье – они сияли чудесным, холодным огнем, словно пришельцы с далеких планет остывающих звезд. От восторга у меня перехватило дыхание, и я смогла только с благодарностью протянуть руки к Крэну. Когда мы оба немного успокоились, он взял из футляра ожерелье и застегнул его на моей шее.
– Все это, – сказал он, – застывшие слезы, которые я заставил тебя пролить. Я дарю их тебе в знак того, что с этого дня между нами не будет слез – отныне и вовеки. – Крэн осторожно прикоснулся к драгоценным камням. – Это единственные слезы, которые я согласен видеть, особенно когда речь идет о такой прекрасной женщине, как ты.
Крэн был замечательным человеком во многих отношениях. Может быть, для женщин даже хорошо, что таких, как он, немного.
На протяжении нескольких следующих дней он почти не отходил от меня. Мы были в театре, в Гарденс, на скачках, на вечеринках, а по ночам я отдавалась ему – если не страстно, то по крайней мере с готовностью. Наконец однажды ночью, когда я, уставшая после тяжелого дня, оказалась в его объятиях, я неожиданно почувствовала острое возбуждение. Его голова была склонена – он поочередно целовал и брал в рот мои груди. И тут я резко повернулась и сильно укусила его в шею, одновременно с этим царапая и раздирая его спину ногтями. Мне вдруг надоело быть пассивным инструментом удовлетворения его желаний, мне захотелось сделать с его телом то, что раньше он делал с моим. Реакция Крэна была немедленной и страстной, и мы кончили бешено и одновременно. Когда он откинулся, до меня вдруг дошло, что я наделала. Я чувствовала кровь, текущую из его плеча, и, замерев от страха, ждала того, что, как мне казалось, должно было последовать. Крэн, зарывшись лицом в подушки, трясся всем телом, и я не знала, что делать. Только чуть позже я поняла, от чего он трясся: от смеха! Вне себя от удивления, я протянула руку и дотронулась до него.