…«гелентваген», ныряя в подворотни, затормозил недалеко от Трубной площади, и лысый охранник, выскочив бегом из машины, тут же вернулся с корзиной цветов. Голованов, прятавшийся в своей «шестерке» в начале улицы за строительными лесами, издалека увидел корзину и облегченно вздохнул.
Вскоре они были на Чистых прудах. Голованов остановился возле Главпочтамта и вышел из машины. Прикурив сигарету, рассеянно глядя на афиши, он медленно шел к черному джипу, наблюдая, как охрана, вынув из салона корзину с цветами, сопровождала Макарова и, профессионально-хмуро оглядываясь, исчезала за массивными дубовыми дверями желтого круглого здания с колоннами. Голованов прочитал табличку: «Институт ваяния и живописи». Толкнув дверь, он вошел внутрь сумрачного вестибюля. Сделал шаг и застыл на месте, обнаружив, что стоит на вершине полукруглых гранитных ступеней, а внизу на черном мраморном полу и в нишах стен в беспорядке — белые статуи всевозможных греческих богинь, микеланджеловских давидов и неизвестных римских бюстов. Оглядевшись с некоторым изумлением, Голованов заметил еще двоих рабочих, лепивших замысловатый узор под потолком, и вдруг увидел поднявшегося со стула в раздевалке старого знакомого — лысого охранника. Тот легко перепрыгнул стойку и, оскалившись в усмешке, двинулся к Севе.
Тут же хлопнув тяжелой дверью, Голованов пулей вылетел из здания и бросился к своей машине. Вступать в контакт с клиентом и его людьми было строжайше запрещено. А лысый, который этого не знал, пригнув голову, быстро бежал наискосок, пересекая Севе дорогу. Дав задний ход, Голованов пролетел переулок, весело сигналя случайным прохожим, и, разворачиваясь на скорости, перевернул мусорную урну. Затем рванул дворами в сторону центра, удовлетворенно заметив в зеркале заднего вида, как зло сплюнул лысый охранник.
Безутешная вдова захлопнула перед Венейблсом дверь. Инспектор стоял, обалдевший от такого великосветского приема, но ничего поделать не мог. Ощущение было такое, словно на него вылили ведро с помоями: стой и обтекай себе на здоровье или во вред. Хотя, конечно, вдову Бриоли можно было понять: еще не похоронила мужа, только-только из морга, где проводилось опознание, а тут на тебе — полицейский из Скотленд-Ярда с расспросами. Венейблс кое-как успокоил себя, что вдову можно опросить и позже, никуда она не денется, и поехал домой.
Его холостяцкая квартира окнами выходила в тихий дворик с маленьким парком в конце его. Венейблс любил вечерами сидеть у окна, курить трубку и анализировать прожитый день. Так, по его мнению, поступали все нормальные люди, так поступали и великие сыщики прошлого, не менее криминального, чем нынешние времена.
Этот вечер не был особенным. Как и сотни предыдущих, повторялся буквально во всем. Ужин проходил под музыку лондонского симфонического оркестра (у инспектора имелись почти все его диски) и состоял из сваренной на воде овсянки, приличного ломтя ветчины и булочки с вишневым джемом. Кофе на ночь Венейблс не пил, исключительно чай. И никогда не добавлял в него молоко или сливки, считая, что вкус у чая должен быть натуральный, чайный, а не со всякими там извращениями. Когда подходило время для вечернего созерцания двора и размышлений, необходимая для этого курительная трубка обычно куда-то девалась. На поиски ее тратилось какое-то время, но в конце концов она отыскивалась — и Арчибальд Венейблс во всеоружии приступал к аналитическим упражнениям.
Сегодня история повторилась. После неторопливого ужина (Венейблс, следуя древнему правилу, пережевывал пищу не менее сорока раз и только после этого отправлял в желудок) он расположился в кресле у окна, достал новую пачку голландского табака, но, вскрыв ее, обнаружил, что набивать им нечего — трубки под рукой нет. Пришлось вставать и отправляться на поиски. Первым делом инспектор прошел на кухню, но там трубки не оказалось. В прихожей ее тоже не было. Переместившись в спальню и тщательно ее обследовав, Венейблс наконец вспомнил, что в спальню он еще не заходил. Остановившись посредине, огляделся, выбирая наиболее возможное местонахождение своего верного товарища, вырезанного из вишневого дерева. Он вообще любил все вишневое: сами ягоды, джемы из них, цвет. В этот раз, как, впрочем, и в большинстве других, интуиция его подвела, и Венейблсу пришлось подчиниться суровой действительности — начать методические поиски.
Минут через двадцать он был неприятно поражен полной их безрезультатностью.
— Да где же ты, черт тебя возьми?! — выругался он и прислушался, как будто мог получить ответ.
Стоявшую в квартире гробовую тишину нарушали лишь размеренно падающие в ванной комнате капли: должно быть, он неплотно закрутил кран. Венейблс потащился исправлять свою нерадивость, машинально клацнул выключателем и, войдя в ванную, так и застыл у открытой двери… Трубка лежала на бачке унитаза, резко выделяясь на матово-белой поверхности. На крышке унитаза — томик Жоржа Сименона, рядом на кафельном полу — блюдце с горкой выбитого табачного пепла. Все на своих местах, и как он мог забыть!
Картина эта, достойная, по мнению инспектора, кисти хорошего живописца, родила воспоминание, что у Сименона был целый роман, построенный на пропаже трубки у Мегрэ. Венейблс усмотрел в том, что произошло, некий знак свыше, взял трубку и вернулся к окну.
Но на этом череда неприятных мелочей не закончилась. Трубка упорно не хотела раскуриваться. Венейблс представил себя со стороны и задохнулся от зудящего нетерпения. Наконец после третьей или четвертой спички трубка запыхтела, и инспектор с облегчением откинулся на спинку кресла. Теперь самое время как следует подумать о мистере Бриоли и его ближайшем окружении. Венейблс уже решил для себя, что совершить убийство — а в том, что это убийство, он не сомневался — мог только близкий покойному человек. Но в голову упорно лезли мысли о после франции. Обещая послу установить истину, он не кривил душой. Будучи ярым франкофилом, в чем не последнюю роль сыграли Жорж Сименон и его комиссар Мегрэ, Венейблс еще в участке пообещал самому себе, что перероет весь Лондон, а потребуется — так и дальше, но отыщет отравителя Антуана Бриоли. Пообещать было легко, а вот сделать…