После этого памятного вечера Джеллибин подхватила ангину, и Джаг, наплевав на урок, торопился домой. Стряхнув с ботинок налипший комьями снег, он рывком распахнул дверь и нырнул в теплый трейлер. И в эту же секунду замер у порога, не в силах двинуться дальше. Царящий в доме хаос и объявившаяся мать, которая стояла посреди гостиной и с ненавистью что-то пыталась доказать отцу, повергли мальчика в ступор. На полу повсюду валялись вещи Джелли, чемодан с оторванной ручкой, вещи матери и ещё куча разного хлама. Присутствие сына охладило пыл женщины, и она замолчала, окинув его каким-то неуверенным, виноватым взглядом. Махнув на мужа рукой, Глэдис занялась сбором разбросанных вещей в видавший виды чемодан, попутно оказывая ему посильный ремонт.
— Где ты была? — спросил Джагхед, наблюдая за тем, как мать безуспешно пытается починить сломанную ручку.
— Приглядывала себе новую квартирку, — ответил за неё разъяренный ЭфПи. Он пнул лежащий на полу фен, словно тот нанес ему личную обиду, и ушел на кухню, вполголоса осыпая ругательствами то ли мать, то ли несчастный фен.
— Ты куда-то уезжаешь? — Джагхед медленно приблизился к матери. Она бросила бессмысленную возню с чемоданом и поднялась на ноги.
— Мы с Джелли уезжаем, — процедила она сквозь зубы и направилась в комнату. Джаг, долго не думая, побежал вслед за ней. Когда он влетел в их с сестрой спальню, девочка, полностью одетая, сидела на кровати. Мать выгребала из шкафа оставшееся тряпье, не обращая внимание на сына.
— Мама, куда вы? — дрожащим голосом спросил Джагхед, глядя на бледное, все еще больное личико сестры. — Ты хочешь отвезти Джелли в больницу, да?
— Нет, — бросила Глэдис, не оборачиваясь. — Я отвезу её подальше отсюда.
— Мы же возьмем Джага с собой? — просипела девочка, с надеждой глядя на мать. Сердце напуганного мальчика от этих слов забилось как бешеное.
— Нет, он останется здесь, — сказала женщина и огонёк в детских глазах погас. Джаг, оглушенный этой фразой, впадал в оцепенение, Джелли начала тихо плакать, а у матери лопнуло терпение.
— Прекрати хныкать! — прикрикнула она на дочь, хватая ее за руку и волоча прочь из комнаты, но девочка, выскользнув из цепкого захвата, кинулась к окаменевшему брату. Слабенькие от болезни ручки обвили шею Джага и он ощутил на своей коже горячие слезы.
— Все, Джелли, хватит! — мать разорвала объятье, уводя дочку из комнаты.
Джагхед видел как скромная обстановка детской расплылась, теряя свои очертания. Он бросился вслед за сестрой и матерью. Они уже стояли посреди крошечной гостиной.
— Может еще и сына у меня заберешь?! — со злостью прошипел отец, угрожающее надвигаясь на мать.
— Нет, он останется с тобой, — холодно произнесла женщина. — У него на роду написано сгинуть в этой дыре, став ещё одним Змеем в семействе Джонс. Ты пытался сбежать от своего отца, стать человеком, но ни хрена у тебя не вышло, потому что у вас это в крови! Мне безумно жаль, но у мальчика нет выбора. А у Джелли есть, потому ей не место в этом болоте. Какая же я дура, что терпела все эти гребанные 10 лет! Нужно было свалить отсюда в ту ночь, когда ты надрался, как свинья, и назвал меня именем той сучки из Нордсайда, а я, идиотка, простила, надеялась, что это скоро пройдёт. Ха, черта с два, даже когда эта шлюха вышла замуж, ты продолжал сохнуть по ней, как последний кретин. Что ж, сейчас ты свободен, можешь мчаться к ней в Ванкувер, вдруг она тоже развелась с своим муженьком.
Глэдис замолкла и в трейлере на несколько секунд воцарилась звенящая тишина. Джагхед не сводил глаз с Джелли, которая беззвучно плакала, вжавшись в стену. Детское горе не сравнимо со взрослым, оно гораздо глубже и пронзительней, оно красной нитью пройдет по жизненному путю ребенка, оставив на нем уродливый шрам. Речь матери безжалостно резанула по детским душам кривым, грязным ножом, подарив близнецам первые в их жизни, серьезные увечья.
— Идём, Джелли, — женщина подхватила чемодан и двинулась к выходу.
— Я не поеду, — прошептала девочка, потому что голос у нее окончательно сел. Она рванулась к брату, отчаянно вцепившись в него. Они жались друг к дружке, словно это могло спасти их от неминуемого расставания. Смотреть на это было невыносимо и отец, не сдержавшись, прикрыл глаза дрожащей рукой.
— Господи! — воскликнула Глэдис и быстрым шагом направилась к детям. Ухватив дочку за руку железной хваткой, она с каменным лицом покинула трейлер, не проронив больше ни слова.
— Мамаааа! — закричал Джагхед, когда дверь за ними уже захлопнулась. В миг достигнув преграды, трясущимися руками мальчик повернул ручку и оказался на улице. Снег на мгновение ослепил его, заставив замжуриться.
— Мама, подожди! — тонкий крик разорвал морозный воздух. Едва не расстелившись на скользой лестнице, мальчик бегом пустился за родительницей.
Глэдис обернулась, и хрупкая фигурка в распахнутой куртке впечаталась в нее. Джагхед вложил в это объятье все то, невысказанное, что таилось в его, ещё по-детски, чистой душе.
— Пожалуйста, не оставляй меня…— попросил он тихим, полным мольбы голосом. — Пожалуйста… Я люблю тебя.
— Ты останешься. Я не потяну вас двоих.
Холодные, вежливые и до жути практичные слова.
Две фигуры удалялись, становясь крошечными точками на белоснежном горизонте. Джагхед не сводил с них глаз, пока те не пропали окончательно.
— Я всегда знал, — шептал он. — Всегда.
С этого дня в доме ни разу не прозвучит её имя, фотографии и прочие предметы, связанные с этой женщиной перекочуют на пыльный чердак «Белого Змея», и образ, некогда любимый, со временем поблекнет, став расплывчатым и безликим. Джагхед вычеркнул ее из своей жизни, как и она когда-то поступила с нелюбимым сыном, вот только без остатка вырвать из сердца любовь к ней так и не смог.
Они встретились спустя шесть лет, в больнице, куда Джеллибин доставили с сильнейшей передозировкой. Никаких разговоров, лишь пара коротких взглядов. И только в палате, наедине, сжимая слабую сестрину руку, он услышал тихий вопрос:
— Ты сможешь когда-нибудь простить ее?
Он прижал бескровную, холодную ладонь к губам и, оставив на ней нежный поцелуй, сказал:
— Я давно это сделал, Джелли.
А спустя два года, появилась та, что так напоминала Джагхеду мать. Такая же невыносимо упрямая, взбаломошная, чуть отстраненная, а порой и вовсе холодная, как льдинка. Неудивительно, что именно она покорила наглухо запечатанное сердце Джонса, и все свои самые светлые чувства, годами копившиеся в терпеливой душе, он подарил ей.
2. Бетти
Горячая ванна и расслабляющий аромат лавандовой пены, выводят Бетти из угнетенного состояния, в коем она прибывает после ухода Джагхеда. Закутавшись в одеяло, с твердым намерением вздремнуть хотя бы часок, девушка закрывает уставшие глаза. Но ее планам не удается воплотиться в жизнь, ведь в треклятую дверь раздается негромкий стук, и в комнату вплывает Элис с подносом в руках.
— Я принесла тебе сэндвичи и ромашковый чай, — говорит она, водрузив поднос на прикроватную тумбу.
Бетти, учуев аромат поджаренного хлеба и бекона, живо выпутывается из одеяла, ибо чувство голода сильнее сна. Схватив с тарелки аппетитный снек, девушка без промедления вонзает в него белые зубки. Элис садится на краешек кровати, наблюдая за тем, с каким удовольствием дочь уничтожает пищу.
— Было очень вкусно, — говорит Бетти, покончив с трапезой. На лице матери возникает подозрительно милая улыбочка, и у девушки мелькает мысль, что притаскивание завтрака в постель вовсе не жест доброй воли, а самая настоящая корысть, которая имеет явный практический смысл. Уставшая, размороенная сытной едой Бетти вряд ли сумеет дать отпор, и миссис Джонс без колебаний воспользовалась столь слабым положением противника.
— Ты пришла поговорить, да? — вздыхает Купер, потянувшись к чашке с душистым чаем.