Брови Джонса съезжаются к переносице, а в глазах загорается недобрый огонек. Стерва. Какая же потрясающая стерва. Почему он вообще слушает её? Какого хрена он ещё здесь?! Нужно бежать из этого дома без оглядки, но ноги не желают сходить с места. Наглые бирюзовые глаза прожигают его презрением, а он, кретин, ещё и радуется этому. А ведь несколько дней назад эти глаза, наполненные слезами, смотрели на него с отчаянной мольбой. «Я люблю тебя», шептали губы, которые сейчас кривились в насмешке. «Ты все, что у меня есть»…
— Зачем ты это сделала?
Зачем он это спросил?!
— О чем ты? — Ее сердце пропускает удар.
— Твои слова…в изоляторе.
— Ах, это. — Голос дрожит. — Я вроде уже извинилась. Ты не убийца, просто…
— Я о другом, — прерывает её Джонс.
Бетти лихорадочно ищет адекватный ответ в своей голове, но ничего подходящего не находит.
— Разве для тебя это важно? — вот он, гениальный выход — отвечать вопросом на вопрос.
— Было важным…до вчерашнего дня.
«Остановись, иначе засыпимся! — отчаянно верещит здравый смысл. — Ничего не говори, просто сваливай в комнату!»
— Ммм, странно, — говорит Бетти, игнорируя истошный вопль внутри. — Будь это правдой, я не услышала бы в ответ молчание.
«Ну все, это конец», — замогильным голосом сообщает никому не нужный внутренний зов.
— Я хотел все исправить, но вовремя одумался, — тихо говорит Джагхед, и на его губах мелькает невесёлая улыбка. — Даже речь приготовил, представляешь…
Пронзительная бирюза мутнеет, а у него перехватывает дыхание.
— Надо же. — Она до боли закусывает внутреннюю губу. — И какую?
— Чудовищную, — усмехается он. — Хорошо, что ты этого не слышала.
— Ты безнадежен. — Горячая слезинка ползет по бледной щеке. — Даже здесь облажался…
— Согласен, до тебя мне далеко. Речь в кафе была бесподобной.
— Я старалась.
— Что ж, не зря. Вышло очень убедительно.
— Согласна.
— Рад за тебя. Нет, серьёзно, рад. Он…тебе подходит. Определённо.
Очередное вранье. Почему ложь всегда даётся так легко? Загадка природы. А может это благо? Похоже все пошло по изначальному плану. Просто отпустить. Просто вырвать из сердца. Просто забыть.
— Проваливай, Джагхед Джонс, — раздается ломкий голос.
Слёзы жгут её изнутри адским пламенем, но позволить себе выплеснуть их при свидетелях она не может.
Джагхед медленно поднимает рюкзак и забрасывает его на плечо. Движения неуверенные, словно он сомневается в правильности своего решения. В зелёных глазах растерянность и то, невысказанное, что так и осталось запрятанным за семью замками. А ведь они были так близко.
— Будь паинькой, Бетти Купер, — говорит он на прощанье. — Больше не разбивай людям носы, это может плохо кончиться.
Как только дверь закрывается, Бетти дает волю слезам.
Как только дверь закрывается, Джагхед до боли сжимает кулаки.
Всю жизнь он поступает по совести, всегда гребет против течения и никогда не жалеет об этом. А сейчас? Просто сдается и, трусливо поджав хвост, уползает в тёмный угол. Сдается, без боя вручая самое дорогое в мире сокровище в похотливые ручонки Арчи Эндрюса. Плетет несусветную бредятину, свято веря, что это истина. От этих мыслей ему делается дурно, словно в нос бьет премерзкий запах. Решай уже, мать твою, что-нибудь. Сию же секунду. Это ведь так просто — вперёд или назад. Один шаг и два варианта — потеря или борьба. Пусть напрасная, но все-таки борьба.
С гулко колотящимся сердцем он поворачивается к бордовой двери, но открыть её оказывается чертовски сложно.
Комментарий к Часть 17. Скелет в шкафу
Снова здравствуйте) Вот и новая глава. Писать её было сложно. Не знаю почему, но это так. Но я все же надеюсь, что вам понравится) Сцену с Бетти и Джагом писала под замечательную “Call out my name”, она как никогда попала под настроение, послушайте, может вам тоже понравится)
========== Часть 18. Все тайное… ==========
Вернувшись домой со службы, уставший и до болезненных колик голодный, шериф Келлер вместо обещанной сыном курицы в соусе карри, обнаруживает на обеденном столе четверть холодной пиццы и пустую банку из-под колы, отчего и без того паршивое настроение окончательно катится в беспросветный мрак. Заглянув в холодильник, в котором кроме молока и вчерашнего салата ни черта интересного не наблюдается, он разочарованно вздыхает и берется за пиццу. Разогрев все, что от неё осталось, мужчина в считанные минуты уничтожает скудный ужин, от которого чувство голода только усиливается. Желая выяснить, куда все-таки запропастилась чертова курица, шериф решительно направляется в комнату сына. Оказавшись на втором этаже, возле белой двери с табличкой «Не входить! Зона повышенной радиации!», он пару раз стучит по дереву костяшками пальцев. Разрешения войти не следует, но зато слышатся шаги, и серебристая ручка поворачивается, издав тихий щелчок. В узеньком проеме появляется явно взволнованный Кевин, который, по всей видимости, впускать отца внутрь не собирается.
— Слушай, пап, я немного занят, — торопливо говорит парень. — У тебя что-то срочное?
— Эм, нет, я просто…
— Отлично, — перебивает его сын, — тогда поговорим позже. Прости, я правда очень занят.
Шериф даже рта не успевает раскрыть, как дверь перед его носом бесцеремонно захлопывается.
Оставив недоумевающего отца теряться в догадках, Кевин возвращается на кровать, которая представляет из себя нечто невообразимое. На темно-синем покрывале хаотично раскиданы десятки полароидных снимков, обертки от батончиков «Reese’s Nut Bar» и мармелада «Twizzlers». Среди этого художественного беспорядка возвышается Бетти Купер, которая дожевав очередной батончик, пополняет свалку ещё одним шуршащим фантиком.
— Он там уши случайно не греет? — усмехается Бетти, кивая на дверь.
— Маловероятно, — отвечает Кевин, — но не исключено. Издержки профессии.
Бетти фыркает, потянувшись к прикроватной тумбе за банкой газировки. В горле уже першит от сладостей, которых они с Кевином основательно переели в этот вечер.
— Похоже, ты права, — чуть понизив голос говорит Кевин. — Его действительно не было на вечеринке…
Сделав ещё один солидный глоток, девушка ставит банку на место и смотрит на ворох фотографий.
Перелопатив за прошедшие пять дней весь Instagram, перечитав сотни твитов и даже успев опросить знакомых ребят о той злосчастной хэллоуиновской ночи, Кевин пригласил её к себе в дом, дабы предоставить весь собранный материал. Больше двух часов они тщательно изучали снимки, сделанные Дилтоном Дойли, местным фотографом-любителем, который милостиво согласился одолжить их Келлеру на один вечер, и ни на одном из них не нашли нужного человека. Затем настал черед фотографий из соцсетей и там юных сыщиков ждал аналогичный результат. На снимках были отмечены все, кто угодно, но только не Эндрюс. Ненавязчиво опрошенные приятели Кевина так же сообщили, что не припоминают в каком костюме был Арчи (вопрос стоял именно такой, просто ничего лучше сын шерифа не придумал), из чего следовал вывод, что Эндрюса точно не было на праздновании. Подозрения, закравшиеся после пылкого признания на вокзале, когда Арчи, сам того не ведая, заронил в душу Бетти зернышко сомнения, подтверждались. Той ночью он ни разу не подошёл к ней, не заговорил, даже после ухода Джагхеда, когда она сходила с ума в одиночестве. Ну, а как иначе, он ведь в это время расчищал себе дорогу, воплощая в жизнь свой чудовищный план.
— Эй, Беттс. — Кевин легонько трогает её за плечо. — Ты в порядке?
— В полном, — тихо отвечает она, залипнув на снимок скалящейся рожицы графа Дракулы.
— А я вот нет. — Он обреченно вздыхает.— Все это дерьмо просто в голове не укладывается. Они ведь с Реджи в одной команде играли, да это почти то же самое, что быть братьями. Неужели Арчи такой зверь?
— Боюсь, все не так просто, — озывается Бетти. — Тут явно какой-то подвох, у меня чутье на подобную хрень. Дело не только во мне, здесь что-то более…эм…более глубокое, что ли. Этих двоих связывал не только футбол, я уверена. Возможно, это джингл, или ещё что похлеще.
— И как ты надеешься это выяснить? — Голос Кевина окрашивается недоумением. — Реджи — мёртв, а Арчи вряд ли выболтает тебе признание в диктофон.