— Козимо?
— Он… Что? На пару лет старше ее? Образован, любит музыку, прекрасно одевается. Его даже считают красивым.
— Ей никто не нравится, — заявил Родриго. — Даже, — продолжил он, стараясь приукрасить правду, — такой привлекательный, закаленный ветеран, как я.
Сэр Ричард фыркнул.
— В любом случае она не может выйти за Медичи. Флорентийцы — наши враги.
— И мы были врагами, пока ваш посол не предложил эту партию на похоронах нашей королевы. Януса несколько удивил выбор момента.
Посол Венеции на Кипре отличался терпением затравленного медведя и деликатностью разъяренного быка. Он получил назначение, поскольку герцогиня Алекса не вынесла его присутствие в своем городе.
— Послушайте, — заметил Родриго. — Вам следует поведать Джульетте об изумительной красоте Кипра. И о Янусе, онемевшем при виде ее портрета.
— Я Крестоносец, — печально ответил Ричард. — Мы не лжем.
— Вы должны увлечь ее.
— Вы бывали на острове Януса? Тогда вам известна правда. Знойное лето, унылая зима. Только скалы и козы, зато в изобилии. Я не стану приукрашивать правду, чтобы произвести впечатление на принцессу.
Родриго вздохнул.
— Но поговорим о другом, — предложил Ричард. — Кто займет десятое кресло?
Родриго посмотрел по сторонам, демонстрируя, насколько неудачным он счел вопрос, и прошептал:
— Пока сказать невозможно. Но решение, несомненно, будет мудрым.
— Несомненно.
Одно место во внутреннем совете города оставалось вакантным. Вполне очевидно, распоряжаться им должен Марко IV, правящий герцог Венеции и принц Серениссимы. К несчастью, Марко не слишком интересовался политикой.
— У вас ведь наверняка есть какие-то мысли?
— Это зависит от…
— От чего же?
Родриго снова быстро огляделся и ответил:
— Кто примет решение — регент или герцогиня.
Воцарилась неприятная пауза. Мужчины шли в полном молчании, пока сэр Ричард не остановился у дверей церкви, к которым было прибито объявление.
Разыскивается
Аксель, мастер-стеклодув.
Пятьдесят золотых дукатов любому, кто его схватит. Смерть любому, кто поможет ему бежать. Таково правосудие Десяти.
В описании внешности говорилось о мужчине плотного сложения, с большим животом, седыми висками и уродливым шрамом на левой руке. Если у него есть хоть капля мозгов, он острижет волосы. Вдобавок, если он скрывается в страхе за свою жизнь, его живот вскоре станет намного меньше. А вот шрам скрыть куда труднее.
— Вы поймаете его?
— Обычно мы их ловим.
— А его семья?
Родриго убедился, что его подопечные идут впереди рука об руку: одна угрюмо, другая настороженно. Быть фрейлиной Джульетты — большая честь, но это нелегкий труд.
— Разумеется, их допросят.
— А разве их еще не допросили?
— Конечно… — Родриго говорил громко, и госпожа Элеонора обернулась. — Да, — процедил он сквозь зубы. — Их уже допрашивали. Его зять и внук уже мертвы. Завтра Совет допросит остальных.
— И тогда?..
— Смерть между львом и драконом.
Две колонны отмечали край пьяцетты, маленькой площади, примыкающей к значительно большей — Сан-Марко. Одну колонну венчал крылатый лев, на верхушке другой святой Тодаро поражал дракона. На этом месте казнили изменников.
— Но зачем их убивать, если они ничего не знают?
— Что вам известно о Мурано?
— Немного. У вас не жалуют чужестранцев.
— На острове стекольщиков собственные суды и собор, своя монета, свой епископ. У них даже есть собственная Золотая книга.[4] Их тайны — источник немалой части богатств Венеции.
Капитан Родриго замолк, желая подчеркнуть сказанное.
— Это единственное место во всем мире, где ремесленники — господа, а умелые руки дают право прилюдно носить меч.
— Но за все приходится платить?
Порядочность удержала Родриго от лжи. Стеклодувы не могли оставить Мурано без разрешения, а наказанием за попытку уехать из Венеции была смерть.
— А разве вам не требуется разрешение приора, чтобы покинуть Кипр?
— Я Крестоносец, — вопрос удивил Ричарда. — Я ем, сплю и сражаюсь по приказу моего приора. И нам пора прекращать беседу. Мы забываем про госпожу Джульетту и тем самым мешаем ей забыть о нас.
Родриго рассмеялся.
— Она еще молода. А Янус… — на минуту он задумался. — У него своеобразная репутация.
— Вы слышали, ему нравятся мальчики?
— А еще — боль.
— Последнее — определенно ложь.