- Упала, - подтвердил он, - И ни поселка, ни церкви. Там сейчас выжженное поле.
Дальше стало не до разговоров. Узкие штольни, ответвления от основных коридоров. Осыпи. Тут уже вел Тыну, ориентируясь по своим меткам.
Присутствие они ощутили метров за тридцать от цели. Едва заметное жужжание, будто работает где-то моторчик. Потом появилось оранжевое свечение...
- Ой, а вдруг это опасно? - всполошилась девица.
Но ее уже не слушали. Похоже, клиенты только теперь поверили, что их не обманули. Еще один поворот и они увидели.
- Осторожно! - предупредил Тыну, - Дальше нельзя, сожжет!
Они и не хотели дальше. Все пятеро замерли, разглядывая открывшуюся картину.
Тыну видел ее десяток раз, и все равно мурашки бежали по спине. За синеватой пеленой силового поля, которое и издавало этот треск, лежал клоун. Лежал навзничь, раскинув длинные шестипалые руки. Пальцы были скрючены, будто перед смертью он царапал камень пола. Рыжая шевелюра, гипертрофированно-красный нос, мясистые губы... Белое лицо. Существо, которое казалось бессмертным, лежало у их ног. Оно было давно мертво. Обломки тарелки как-то пробили толщу земли, и, видимо, пилот смог покинуть их... Но все равно умер. Так и лежал под защитой силового щита, в оранжевом свете какого-то механизма... Отсюда не рассмотреть, что излучало этот неприятный свет.
- Почему его не забрали свои? - сдавленно спросил толстяк.
Ответа на этот вопрос не было. Может, не нашли. Может, не хотели искать. Кто знает чужаков? А Тыну нашел. Набрёл случайно, когда охотился тут за цветным металлом. И потом придумал этот бизнес. Достаточно прибыльный, кстати. За зрелище поверженного клоуна, акробаты платили щедро. Тыну знал это по опыту. Как знал и то, что они еще долго будут стоять здесь. Фотографировать, переговариваться. И так же он знал, что фото не выйдет. Похоже, поле не давало фиксировать происходящее. А значит, будут у них с Эвкой новые клиенты.
Выходили из пещеры уже ближе к вечеру. Клиенты были молчаливы. Они поняли, что фото и видео у них не будет. Но и без этого впечатлений хватало. У Тыну было подозрение, что у акробатов что-то менялось не только в отношении к насилию или питанию... Возможно, что они начинали воспринимать чужих иначе, как хозяев что ли... В любом случае, Тыну не верил, что прививки были безопасны и безвредны. Слишком хорошо помнил вторжение. Слишком сильно ненавидел клоунов.
Первой наружу выбралась Эвелинка. И тут же по ушам резанул ее визг:
- Антон, беги! Беги...
Он и побежал. Сорвав с плеча карабин, он в прыжке вылетел на свет. Готовый убивать если надо. Перекатился, поискал цель, опасность и замер. Понимание, что он видит смерть, пришло сразу. У входа стояли два клоуна. Почти точные близнецы того, что лежал мертвым в заброшенной штольне, только живые. Красные губы шевелились, но главное были глаза. По два черных, наполненных тьмой провала. А за спинами клоунов... За спинами клоунов кривлялся и кричал что-то Янек. Тыну не сразу разобрал, что он кричит. Только потом дошло:
- Господа, девушку не трогайте! Вы обещали...
Дальше Тыну не слушал. Он выстрелил в ближайшего клоуна. Хотя понимал, что вряд ли это поможет. Ударила в плечо отдача. "Бум-бум", - короткая очередь, еще одна... Звон гильз по камням... Клоун приближался неотвратимый, как судьба. Шевелились гибкие пальцы, подергивался красный нос, темнели яростью провалы глаз... Тыну закричал, поднимая карабин. Четыре секунды, шквал огня в упор и магазин опустел. Клоун занес ногу, будто хотел раздавить паренька...
Angelus Domini nuntiavit Mariae.
- Et concepit de Spiritu Sancto.
Ave Maria ...
Он не понял, что кричит Эвелинка. А потом сухо щелкнул выстрел. Тыну почувствовал, что плачет. Глупая девочка, думает убить этих монстров из маленького "Браунинга", патроны к которому такой ценой достала у Янека. Он зажмурился, ожидая смерти.
Ecce ancilla Domini.
- Fiat mihi secundum verbum tuum.
Ave Maria ...
Эвелинка не кричала, она почти пела. Потом щелкнул еще выстрел. Тыну открыл глаза. Прямо перед ним, была огненно-рыжая шевелюра клоуна. Он лежал и не шевелился. Второй же зажимал рукой рану на груди. Тыну удивился - кровь клоунов был красной, как у людей. Растрепанная Эвелинка снова запела:
Et verbum caro factum est.
- Et habitavit in nobis.
Ave Maria ...
Еще выстрел. Клоун молча завалился к ее ногам.
Стало тихо. Тыну поднялся на ноги. Ему казалось, что мир застыл будто на картине. Растрепанная Эвелинка, с мокрыми от слез щеками все так же сжимала руками маленький "Браунинг". За ее спиной белели лица клиентов. Лежали неподвижными манекенами рыжие клоуны. Открыв рот, стоял у юлы Янек. Еще не зная, зачем он это делает, Тыну вырвал нож из-за голенища. Перешагнул через труп клоуна, валяющийся у его ног, и двинулся к кабатчику. Тот что-то понял и попытался бежать. Споткнулся. Тыну навалился сверху, будто на свинью, рванул голову за лоб на себя и резанул острым лезвием по горлу...
Забулькало.
- Антон!
Он развернулся. Увидел толстяка, который судорожно доставал парализатор. Тыну мысленно заржал. Акробат забыл, что не сможет выстрелить в человека. Пока он менял в карабине магазин троица боролась с чем-то внутри себя... Это было бы смешно, если б не было так страшно. Они поднимали тубусы парализаторов, пытались навести на Тыну, потом судорога корежила их тела и все начиналось опять. Он неторопливо поднял карабин.
- Не надо, Антон! Не убивай их! - крик Эвелинки, заставил его опустить оружие.
Он вопросительно посмотрел на девушку. Та устало прятала свой пистолетик в карман куртки.
- Нас все равно будут искать. Зачем еще жертвы?
Он кивнул. Снова навалилось ощущение близкой смерти. Вряд ли клоуны простят им смерть своих. И вряд ли удастся куда-то спрятаться от них. Хотя... Мысль была бредовой, но несла хоть какую-то надежду... Он обнял Эвелинку и спросил в маленькое розовое ушко:
- Эвка, а где еще остались большие церкви? Эти... как их... соборы?
Она замерла. Потом подняла на него глаза.
- Думаешь? - она не договорила.
Он молча показал на мертвых клоунов.
- Как ты догадалась? - спросил он.
И тут Эвку прорвало. Она затряслась от рыданий.
- Ни... как... Я просто... Молилась.
Он крепко обнял девушку. Так они и стояли... А на них смотрели измученные акробаты, да все еще хрипел агонизирующий Янек.