Пока он отплясывал, в глазах всё больше и больше темнело.
И вдруг Клаус понял, что его член, без всяких там эротических фантазий поднялся. От головы отхлынула кровь, и вся она устремилась вниз тела. Его естество так набухло, напитанное притоком перенаправленной крови, что едва не разорвало штанину.
- Ого! - восторженно закричала Грета. - Вы только посмотрите на него!
А Клаус провалился в темноту.
И через секунду ощутил, что руки снова стали свободными. Открыл глаза и обнаружил, что стоит где-то в неизвестной точке бесконечного пространства, наполненного светом. Там, куда он попал, не было больше ничего и никого, кроме него самого и ещё... кого-то.
Неизвестный, огромный и величественный восседал на гигантском троне. Всё тело незнакомца закрывал яркий свет, из которого по краям вытягивались длинные перья. С одной стороны они оказались на удивление белоснежными, но с другой чёрными как сажа.
- Привет, Клаус, - произнёсло существо на троне вроде как негромко, но так, что слова проникли глубоко в сознание. Невольно человек ощутил неведомый раньше трепет в душе.
- Привет, - прохрипел в ответ преступник и вдруг с удивлением обнаружил, что и верёвки, только что сжимавшей шею, тоже нет.
- Как там горожане? - почему-то первым делом поинтересовался Свет с крыльями.
- Беснуются, - честно ответил Клаус. - Радуются совсем как дети. Так радуются, как я никогда не видел. Как будто попали на праздник.
- Их можно понять, - заметил Свет, - у них ведь совершенно нет никаких развлечений. Жизнь трудна, тяжела и быстро заканчивается. Нужно же как-то снимать стресс.
Разбойник совершенно не знал, что означает слово "стресс", но поспешил согласиться:
- Конечно, надо иногда и расслабиться. Мне и не жалко совсем, пусть смотрят.
- Я много слышал о тебе, Клаус. И много знаю о тебе, - строго произнесло неведомое создание.
- И? - замер Клаус.
- Очень много всего. Больше плохого, чем хорошего.
- Меня могли оговорить. Все люди такие. И потом не всё, что мы считаем злом, может оказаться таковым при более близком рассмотрении. Иногда зло и есть добро.
- Что ты имеешь в виду? - с заметным удивлением спросил судья.
- Ну, вот например, если я граблю заезжего богатея, не нашего, и раздаю большую часть денег для семей нуждающихся, этот поступок засчитывается, как недобрый?
- Кхм... Но он же жалуется нам на тебя через тех, кто представляют нас на Земле. Впрочем, засчитывается. А как насчёт убийств?
- Во всех случаях, монсеньор, на меня нападали первыми, и мне приходилось защищать жизнь. Поэтому всё выходило как бы... случайно. Ведь так должен действовать любой христианин, если он находится в здравом уме, не так ли?
На некоторое время высшее создание задумалось. А потом громогласно объявило:
- Признаю, что возникла дилемма, благодаря найденным тобой аргументам. Попробуем разобраться в ситуации, Клаус из Шомбурга при помощи весов.
Внезапно перед человеком возникли большие золотые весы. Ничто их не удерживало, они ни на что не опирались, но, тем не менее, без всякой опоры висели в воздухе напротив его груди. Обе чашечки застыли в одном положении, одна напротив другой. Ни одна не перевешивала другую.
Они показались Клаусу настолько красивыми, покрытые волшебной изящной резьбой, что попадись ему внизу, среди людей, он ни на секунду не задумывался бы перед тем, чтобы украсть их.
- Вот видишь, о чём я тебе и говорил, - продолжил его могущественный судья. - В одной чашечке находятся твои добрые поступки, в другой то, что ты не должен был делать. И на данный момент они совершенно одинаковы по весу.
Вдруг чашечки весов закачались, и один край немного опустился, а другой поднялся. Что перевесило - зло или добро?
Ангел так и сказал:
- Что же перевесило? Клаус, знаешь, что перевесило?
- Что, монсеньор?
- Не поверишь. Твоя мученическая смерть. Получается, что тебе пока рано уходить.
Он щёлкнул где-то внутри своего светового круга пальцами.
Хоп!
Верёвка на шее повешенного лопнула, и тело мешком повалилось на землю. Ничто не мешало увидеть собравшимся на площади горожанам, как упал с виселицы вор Клаус. Ведь страшный помост был снизу открытым для обзора и держался на толстых деревянных квадратных опорах, потемневшим от времени и крови.
С другой стороны ничто теперь не мешало и Клаусу увидеть лица окружающих. Он с трудом встал на колени и обвёл взглядом толпу.
Стражники смотрели на него и только на него, не в силах вымолвить ни слова. Молчали и остальные и их лица выдавали ту бурю эмоций, что бушевала внутри - страх, изумление, ужас.