- Меня помиловали. Там, на небесах, - с трудом, словно оправдывая своё возвращение, прохрипел Клаус.
- Смерть Клаусу - преступнику, - глядя в лицо вернувшемуся с того света человеку неуверенно прошептал сын Эдигера, явно рассчитывая на поддержку в этом вопросе окруживших его взрослых горожан.
Кто-то в толпе услышал Клауса и поддержал его:
- Его помиловали на небесах! Повешенному, вернувшемуся к нам с того света - помилование! Так сказано в древних летописях!
- Решение городского совета должно быть выполнено при любых условиях, - тихо и неуверенно произнёс толстый, маленький и лысый магистратор, тот, что недавно зачитывал приговор.
Кто-то грубо схватил Клауса за шиворот и потащил вверх на эшафот по ступенькам. Петер не терял времени даром. Как только понял, что произошла накладка, закрыл створки, а через балку перебросил новую верёвку с петлёй.
Лицо его перекосилось:
- Никто ещё не уходил от меня живым, Клаус! И тебе не судьба. Скажи мне только... Какой на вкус поцелуй смерти?
- Отпусти его, Петер, - нерешительно сказала какая-то совершенно невзрачная сухонькая старушка, одетая в ворох выцветших лохмотьев. - Его же помиловал сам Бог!
- Никто не уходил из моих рук и этот мошенник не уйдёт! - неожиданно, совсем, как разъярённый бык заревел палач да ещё так громко, как никто не мог ожидать от него, такого невысокого и неказистого. Клаус захотел ударить его в лицо, но руки-то его по-прежнему были связаны за спиной. - Но он может, купить себе целую минуту жизни! Я всегда хотел узнать. Я всегда хотел узнать. Скажи мне, какой на вкус поцелуй смерти, ведь ты единственный, кто ходил на ту сторону и вернулся назад.
- Ты сам когда-либо узнаешь, без моей помощи, - улыбнулся ему Клаус и тут же палач в гневе дёрнул за рычаг. Створки снова открылись, и разбойник повис на верёвке. Сил у него оставалось мало, поэтому и танцевал он в воздухе ногами совсем недолго.
Клаус только успел услышать, как тихо, среди полной тишины произнесла Грета:
- Смотрите, у него опять встал. Да ещё как...
И тут же умер. А мигом позже перенёсся в уже знакомое место. Он снова стоял перед троном и весами.
- Опять ты, Клаус? - удивилось всемогущее создание на троне. - Я ведь отпустил тебя, смертный!
- Но они снова меня повесили, монсеньор.
- Кхм... Понятно. Свобода, значит, выбора. Зря мы её вам дали... А зрители? Как отнеслись к этому те люди, что собрались на площади? Ведь они видели чудо. Чудо, что сотворил не ты, а я.
- На этот раз разделились во мнении. Одни говорили, что я должен умереть. Другие же засомневались в правильности содеянного и просили подарить мне жизнь.
- Весьма любопытно, Клаус, весьма любопытно. А ты сказал, что это именно я тебя отпустил?
- Конечно. Разве в таких случаях молчать будешь?
Та чаша, что уже перевешивала другую, с грехами, дрогнула и опустилась ещё ниже.
- Я недоволен, Клаус. И по-прежнему считаю, что твоё время ещё не пришло.
Он снова щёлкнул пальцами в своём круге света, куда не мог проникнуть взор человека и несчастный опять переместился на Землю. На то самое место.
Он хрипел и плевался, пытаясь встать. На груди висело уже две оборванные верёвки, а шею захлёстывали две петли.
Теперь зрители смотрели на него не с растерянностью и изумлением, а с самым настоящим страхом и ужасом.
- Он вернулся. Клаус снова вернулся, - прошептал магистратор.
- Он вернулся!
- Отпустите Клауса!
- Отпустите Клауса, как велит Бог!
Толпа зашумела, заволновалась и начала напирать на стражников. Они пытались сдержать их, хотя уже и сами не испытывали никакого желания ввязаться в настоль пугающую историю. А люди кричали и всё больше теснили их:
- Отпустите Клауса!
- Никогда, - поднял рывком на ноги Клауса рыжий палач.
- Бог отпустил меня! Он помиловал меня и сказал, что я должен жить! - громко закричал человек с двумя петлями на шее и его клич тут же подхватили многие из тех, кто собрались, уже нисколько не скрываясь:
- Бог простил Клауса!
- Бог помиловал его!
Петер схватил Клауса за волосы и потащил его по ступеням. То, что он сделал, было очень больно. Никогда раньше коротышка всю жизнь боявшийся его, Клауса не осмелился на такую дерзость. Эх, были бы только у него сейчас развязаны руки, он бы ему показал!
- Ты не уйдёшь от меня, - палач заставил выпрямиться приговорённого и сорвал с шеи остатки от прежних попыток - куски верёвок, переходящие в петли. На местах удушении, на коже остались кроваво - синие рубцы. Петер накинул на шею Клауса новую петлю. - Ты нигде не скроешься от наказания! Скажи мне, скажи мне, Клаус, какой вкус у поцелуя смерти? Ты же это знаешь, ты должен знать!