– В миле отсюда есть река. Давай прогуляемся. – Она кивнула.
– Тебе не нужно сказать своей семье, куда ты идешь? – спросил я.
– Не. Если кто-то кого-то и утопит, то это буду я. – Она окинула меня взглядом и улыбнулась.
Мы оба спустились с крыльца и пошли по рыхлой асфальтированной дороге ее района. Каждый дом находился в акрах друг от друга.
– Как поживаешь? – спросила она, пока мы шли по обочине дороги.
– Хорошо. Прекрасно. Каким мне еще быть? – огрызнулся я.
– Я просто пыталась начать вежливую беседу. – Она медленно повернулась ко мне с забавным взглядом на лице.
– Мы никогда не были вежливыми друг с другом, зачем разрушать идеальную тенденцию?
Она снова одарила меня взглядом. Почему я нервничал? Я взрослый мужчина.
– Как насчет того, чтобы мы перешли сразу к делу? – Я скрестил руки за спиной. – Ты должна мне влюбленность.
– Что, прости?
– Нина, – уточнил я. – Ты бросила «Чайку». Твоя замена не очень хорошо справляется.
Лукас звонил мне без перерыва, умоляя попробовать найти звезду для его пьесы. Пенни плохо справлялась. Может, «умолял» не совсем подходящее слово. Но он, правда, один раз позвонил. Случайно, но позвонил. И когда я спросил его, как справляется Пенни, он ответил: «Ох, ну, театральный критик из Vulture на днях описал ее как «обладающая харизмой вросшего ногтя». В целом, я бы сказал, могло бы быть лучше».
– С каких пор ты волнуешься за «Калипсо Холл»? – Уиннифред снова сузила глаза.
– Конечно, я волнуюсь. Это семейный бизнес.
– Ты хотел продать его.
– Еще больше причин, почему мне нужно, чтобы театр хорошо функционировал и приносил деньги.
– И все же ты даже не вложил в него цента, хотя место разваливается.
– Следующий хозяин все восстановит. – Что за сумасшедшая женщина? К чему она клонила?
– Мне жаль, – сказала она, скрестив руки на груди, ускоряясь. – Я понимаю, у моих действий есть последствия, большие, но у меня не было выбора. Мне было не по себе. Я не могла остаться в Нью-Йорке после того, что мы узнали.
– Ты неплохо выросла за последние несколько месяцев, – заметил я.
– Это и правда так, – проговорила она. – Как и ты, между прочим.
Наша вечная проблема, Пол и Грейс, была озвучена, и теперь настала хорошая возможность поднять тему беременности, видео моей матери и предательства. Но я не буду. Это никак не поможет мне сейчас. Я здесь, чтобы вернуть ее обратно в Нью-Йорк, а не напомнить, почему она сбежала.
– Тьма – это все, что я знаю, – коротко ответил я. – И все же ты не видела, чтобы я бросал обязанности на ветер, просто потому, что я в плохом настроении.
– Это не плохое настроение. – Ее тон изменился, появилась более ясная резкость в голосе. – Я не могла смириться с мыслью, что нужно оставаться в этой квартире.
– Почему ты ничего не сказала? Мы бы нашли тебе подходящее жилье в Манхэттене. – Я пнул небольшой камень сбоку дороги.
– Дело не только в квартире. – Она покачала головой. – А в моем будущем.
– У тебя не будет никакого будущего, если ты сейчас же не вернешься в Нью-Йорк! – Я встал как вкопанный в нескольких сотнях метров от реки, о которой она говорила. Я кричал. Какого черта я кричал? Не думаю, что я когда-либо кричал за всю свою взрослую жизнь. Нет. Зачеркните это. В детстве я тоже не повышал голоса. Это слишком просто.
Я повернулся к ней и впервые за несколько месяцев, нет, лет, я был жутко и сильно взбешен.
– Я поеду обратно домой через пять часов, и я ожидаю, что ты поедешь со мной. У тебя контракт с «Калипсо Холл» на год. Мне плевать на твое психическое состояние, как никому нет дела и до моего. Договоры должны выполняться.
– Или что? – Ее лицо напряглось. От милашки Уинни Эшкрофт не осталось и следа. Может, она никогда и не была набором невинности и овсяного печенья, как верили люди вокруг. Или, может, она просто росла прямо передо мной и теперь не хотела, чтобы ею кто-либо командовал. Пол. Мир. Я.
– Или… – Я наклонился вперед, легкая улыбка тронула мои губы. – Я засужу тебя, и тебе все равно придется вернуться.
Секунду назад я не думал, что можно было ненавидеть себя еще больше, чем есть. Но я глубоко ошибался. Потому что выражение лица Уиннифред вызвало у меня желание вывернуть все мои внутренности и потом съесть их. Впервые то, что я расстроил кого-то, что-то значило для меня.
Она открывала рот. Потом закрывала. И снова открывала.
– То есть ты хочешь сказать, что после всего, что мы вместе прошли, ты собираешься засудить меня, потому что я сбежала из города и твоему театру приходится терпеть временную актрису для роли, на которую прослушивались где-то две тысячи женщин?