Не то чтобы я задумывался о самоубийстве. Эти перила широкие и очень длинные. Я могу сделать это.
«Всего один раз, в память о прошлом». Голос Грейс звучал хрипло и соблазнительно в моей голове. Даже в могиле она подначивала меня на что-то плохое.
Оглянувшись, я проверил, чтобы вокруг никого не было. Только я на улице. Я запрыгнул на перила, стараясь выпрямиться. Я не смотрел вниз.
Первый шаг уверенный. На секунду я чувствую себя живым. Я расставил руки в сторону, как мы делали раньше с Грейс, когда были детьми. Закрыл глаза.
– Засекай, – произнес я.
И я мог слышать в голове, как она ответила мне. «Три, два, один. Вперед!»
Я сделал еще шаг, потом еще. Я почти дошел. Еще один шаг… И на этот раз моя нога не дотронулась до твердой поверхности. Под ней лишь воздух. Я закачался. Потерял равновесие. Наклонился влево. Все случилось так быстро. Воспоминание, как Грейс упала, ударило в меня.
Слезы. Мольба. Тишина.
Через несколько секунд я разобьюсь в лепешку.
Тебе не следовало это делать, идиот.
Я падал.
Из ниоткуда прямо в мою руку вонзились острые отчаянные когти. Они порвали мой костюм, вернув в безопасное место.
Мое тело ударилось о твердую поверхность. Пол балкона. Беспорядочное месиво из конечностей. И не все они принадлежат мне. Некоторые из них маленькие, худые и горячие, совсем чужая кожа.
Считай это благословением, придурок. Ты не мертв.
Я открыл глаза, перекатившись на спину. Я приподнялся на локтях, чтобы увидеть своего спасителя.
Ангельское лицо появилось в поле моего зрения. Знакомое, ангельское и абсолютно точно взбесившееся.
– Теперь ты превзошел себя, тщеславный дурак! – рычала Уиннифред, сжимая мой галстук-бабочку в руке и тряся кулаком перед моим лицом. – О чем, черт возьми, ты думал? Что случилось бы, не будь меня здесь? У меня нет слов, чтобы описать тебя!
Она возвышалась надо мной, ее лицо красное, как помидор, глаза такие большие, что я мог видеть свое отражение в них.
– У тебя нет? – спокойно спросил я, лежа на полу так, будто это было самое удобное место во всем здании. – Тогда вот возможные варианты: идиот, придурок, мерзавец, дурак, слабоумный, безрассудный ублюдок, последнее технически из двух слов, но…
Она попыталась дать мне пощечину. Я без усилий поймал ее запястье, останавливая ее. Пьяный или нет, мои инстинкты редко подводили. Я встал, ее тонкое запястье все еще сжимали мои пальцы. Она смотрела на меня с чистой ненавистью. Она сияла в ее сапфировых глазах. Меня начинало волновать, что я не мог ненавидеть ее так, как должен был. Она простушка. Эпизод в моей жизни. Ничего больше.
– Уверен, тебе еще представится возможность ударить меня, но это время пока не наступило. Так что ты говорила? – Я искренне улыбнулся, когда мы встали друг напротив друга.
Она вздрогнула от моего прикосновения, отдернув руку.
– Ты подлец! – выплюнула она мне. – Скажи, о чем ты думал. Давно у тебя эти мысли? Никто не берет и просто так не встает на перила! Особенно в темноте! Когда я увидела тебя в окне, то подумала…
Она плевалась словами, словно ядом и гневом, ее голос доносился до одного уха и вылетал через другое. Я не самоубийца. Очень пьяный? Конечно, но это далеко за пределами желания навредить самому себе. Тем не менее Уиннифред смогла спасти меня, в то время как мне не удалось спасти Грейс. Дважды.
Мои глаза были по-прежнему сосредоточены на ее губах. Розовых, аккуратных и сочных. Она невозможно сладкая. Это сочетание добродетели и гнева нужно признать греховным. Такие девушки больше не рождаются. Особенно в Манхэттене. Может, мой разум медлительный, но мои ощущения остры, и я сразу узнавал возможность, когда видел ее.
Мои губы неуклюже врезались в ее. Я обхватил ее затылок и притянул к себе. Предупреждение Арьи стало далеким воспоминанием. Как и «Калипсо Холл», и тот факт, что мы оба любили других людей и эти люди мертвы. Реальность перестала существовать, единственное, на чем я был сосредоточен, это человек передо мной.
Она мягкая, сладкая и другая. Настолько другая, что я не мог закрыть глаза и представить, что она Грейс, как хотел. Никакого намека на алкоголь. Ни горького привкуса перебора парфюма. Она вся – это яблочные ириски и ленивые летние ночи в Теннесси. Она – церковные колокола, сладкий чай и кусочек пирога.