В конце концов, для него это станет очередной экзотической и пикантной новостью, над которой он сможет посмеяться по пути домой.
Для меня же это моя жизнь. Моя судьба. Мое горе.
Я проснулась одновременно из-за телефона, будильника и дверного звонка. Простонав в подушку Пола, – мне все еще нравилось нюхать ее, притворяясь, что простыни хранили его запах, – я все же поднялась с теплой кровати.
Я выключила будильник. К тому времени, как дотянулась до телефона, звонок прекратился. Я прищурилась, экран был слишком ярким для моих сонных глаз. Цепочка из сообщений шла одна за другой:
Лукас:
СКАЖИ, ЧТО ТЫ ЧИТАЛА ТАЙМС. СКАЖИ, ЧТО ДА. БОЖЕ МОЙ. БОЖЕ МОЙ. ТЫ ПОПУЛЯРНА, МАЛЫШКА.
Рахим:
Нам нужно запросить больше $$$ после этого, ЛОЛ.
Рахим:
Кстати, ты нормально добралась домой?
Мама:
Привет, Ириска. Я приехала домой, все в порядке. Полет прошел хорошо, без происшествий. Все передают привет. Мы все тебя очень любим и гордимся тобой!
Крисси:
Ты уверена, что не хочешь подумать о Голливуде? Похоже, год будет принадлежать Уинни Эшкрофт. Ты сейчас звезда.
Снова зазвенел дверной звонок, и я выпрыгнула из постели, ударяясь пальцем ноги о каркас кровати по пути в коридор.
– Вот черт, – пробормотала я, открывая дверь.
Я ожидала увидеть Крисси с другой стороны, но вместо этого там стоял доставщик в фиолетово-желтой форме. Он протянул мне в руки планшет.
– Уиннифред Эшкрофт? Подпишите здесь, пожалуйста.
Я послушалась. После чего он протянул мне толстую пачку газет и журналов.
– Подождите, кто отправил это?
– Я только доставляю, мэм. – Парень пожал плечами.
Он развернулся и ушел.
Я разложила все журналы на кухонном столе и открыла раздел о театре в каждом из них. Там было четыре новые рецензии на «Чайку»:
«В ансамбле, полном относительно опытных актеров, Эшкрофт блистает, как трагическая героиня пьесы, с ее шелковистым, мечтательным взглядом и кокетливой хрупкостью».
«Бродвею есть за что ответить. Это неслыханно, почти преступление, что Уиннифред Эшкрофт еще не украсила ни одну из его сцен».
Даже менее восторженные отзывы были благоприятными:
«Хотя в «Калипсо Холл» за последние годы (или никогда) не было создано высококачественных, заставляющих задуматься работ, подход Лукаса Мортона к одной из наиболее известных пьес Чехова, возможно, не нов, но представляет цельный, захватывающий побег из реальности».
Я отложила газеты и протерла глаза. Конечно, я выглядела трагичной на сцене. Потому что моя жизнь – трагедия.
Первые ростки настоящей обиды пробивались во мне каждый раз, когда я видела рядом со своим именем фамилию «Эшкрофт». Это казалось неправильным. Я не Эшкрофт. Родители Пола крайне редко подходили к телефону, когда я пыталась связаться с ними и проверить, как они. Я Толес. Всегда ею была.
И дело не только в этом. Истинный смысл того, что сделал Пол, наконец начинал доходить до меня. Он обременил меня своей фамилией, хотя я должна была оставаться Уиннифред Толес. Девушкой с горящими глазами из Малберри-Крика, которая о многом мечтала и наконец осуществила это.
Арсен был прав. Пол и Грейс не заслуживали нашей симпатии, верности и преданности. Он во многом прав. Я никогда не должна чувствовать себя беспомощной. И нет ничего плохого в том, чтобы иметь эго. Лучше так, чем отказываться от себя, чтобы стать «Женой».
И еще одна важная вещь, в которой он прав…
Позвони доктору.
Я взяла телефон и набрала номер.
– Медицинская группа Sullivan OB-GYN, чем я могу помочь? – ответил бодрый голос. Я открыла рот, чтобы записаться на прием, но слова никак не находились.
Мне нужно показаться доктору.
Сдать необходимые анализы.
Я не в порядке, возможно, никогда не буду в порядке, и я боюсь того, что это могло означать.
– Алло? Алло? – спрашивал администратор на другом конце.
Я скинула звонок, вскочила на ноги и побежала в ванную. Я схватилась за края раковины и посмотрела на себя в зеркало.
– Ты такая трусиха, Уиннифред Эшкрофт. Такая ужасная трусиха. Я хочу вернуть Уинни Толес назад.
Впервые за долгое время я узнала лицо, смотрящее на меня. Я увидела девочку из Малберри-Крика. Ее веснушки. Вызов. Надежды. Мечты. Смех в ее глазах.
– Уинни! – воскликнула я, положив руки на зеркало. Изумление и облегчение закружились во мне. Я видела девушку, которая навещала детей в больнице, чтобы осчастливить их. Девушку, которая сбежала с Ризом Хартнеттом, капитаном футбольной команды, с выпускного и пробралась с ним в мужскую раздевалку, где потеряла девственность, пока он извиняющимися поцелуями заглушал ее стоны. Та самая девушка, которая приехала в аэропорт Нэшвилла, а за ней половина города, когда она прощалась с Теннесси и переезжала в Нью-Йорк.