Евланьюшка, хмельная от такой чести, вновь принималась жарить и парить. Ей и на ум не приходило, что женихов-то привлекает не она сама, вернее, не столько она сама (хотя выглядела неплохо, совсем неплохо для невесты в сорок лет), сколько ее добро. В доме Евланьюшки, думалось им, нет только птичьего молока. Предупредительные ежевечерние выстрелы, запоры, отменный пес — для чего все это? Пустой амбар, известно, не закрывают на замок. И сторожа не выставляют.
Евланьюшка, гордясь тем, что она теперь не зеленая девочка, что ее теперь, как глупого воробья, на мякине не проведешь, отчаянно торговалась. И сваты уходили ни с чем.
Только однажды она получила достойную отповедь:
— Прости, душенька, но тебе не муж нужен, а слуга. Да не с пустыми руками. Но сорвешься. Алексей был простофилей. Да бог простит ему! В могилу-то не шахта, а ты загнала. Но с других… сорвешься! Возок семейный — знай, милая! — сообща везти надо. Ты ж наверху только сидеть привыкла. Да понукать. Не выйдет!
Евланьюшка, выпроводив гостей, погрозила кулаком и сказала:
— Нет, врете! Не сорвусь. Уж теперь я выберу себе. Захочу — и ножки мыть будет.
Александр Денисович Дранкин, полненький, пузатенький, как кум Андреич, только улыбчивый, очень ласковый, пришел к Копытовой без всякого сопровождения. Евланьюшка придержала собаку, пропуская его во двор, усмехнулась:
— Не на квартиру ли проситься вздумал? Так я не пускаю на квартиру. Нет, нет, можешь даже не заикаться.
Дранкин, не дожидаясь, пока войдут в избу, схватил Евланьюшкину руку и галантно, как в старых пьесах, поцеловал шумно.
— Меня звать Шаник, — представился он, кланяясь и отступая от Евланьюшки. — Лучшего мужа вам, гражданочка… ммм?..
— Евлания Архиповна, — подсказала мать. Он вновь поцеловал ее руку и подарил очаровательную улыбку.
— Я ведь двадцать пять лет проработал в торговле. Это, знаете… Мне все знакомы, все покровительствуют. Да, милая Евлания Архиповна. Мне доложили: у вас затягивается дело по линии доплаты шахтой некоторой разницы с прошлым доходом… Ну, я поговорю с соответствующими людьми — и снимем вопрос с повестки дня. Жизненно важный вопрос! Заста-авим снять!..
Шаник не потерял улыбки даже во время обстоятельного допроса — есть ли у него жена, квартира или дом, хозяйство? Жены, заверил Шаник, давно нет — тоже похоронил, а дети взрослые, разлетелись по сторонам. После войны-то люди везде нужны. Знай выбирай место.
Мать отозвала Сеньку в сторону и шепнула:
— Сбегай-ка, сынок, к Андреичу, к Алешенькиной племяннице, позови: посоветуюсь. Все, говорит, может. Ну и пусть нам от шахты доплату схлопочет. А потом… потом можно и… — она хотела присвистнуть, но у нее не получилось. — С маленькой горки, с большого бугорка! А?..
Кум Андреич и слышать не хотел о свадьбе. Евланьюшка растерялась не на шутку: «Ба-ах, да что с тобой, куманек мой!» Андреич, потупясь, упрямо твердил одно: «Выходи! Ежли хошь потерять друзей, выходи… На чепи не держим…» И Евланьюшке пришлось поделиться сокровенными мыслями, как она хочет воспользоваться помощью Шаника, а после «пустить его с маленькой горки». Этим она ободрила совсем было приунывшего кума.
— Коль так, можно и не мешкать, — согласился Андреич. И даже похвалил Евланьюшку: — Ох, и вумная ж ты, кума!
«Мешкать» и не стали. В этот же день позвали гостей. Сенька сидел возле Барина: караулил, как бы тот не сорвался да не покусал кого. Из растворенного окна слышался говор:
— Где молодая? Евланьюшка-а?
— Будем знакомы, женишок.
— Давай-ко поздоровкаемся, а уж как сядем за стол да выпьем — и почеломкаемся. Каких мест, чем занимайся?
Соседка, баба языкастая, видя суетню, спросила у Сеньки:
— Что, мать мужика приняла?
Он потупился, покраснел до ушей.
— Передай ей: Матрена, мол, велит сказать, что не будет счастья — сороковы по мужу не справила, а уж другой милует.
Сенька не пошел в избу: не его это дело. Барин лежал у ног, положив косматую голову на колени. От нечего делать Сенька разбирал его космы. Барин, довольный, изредка вскидывал голову, чтобы лизнуть хозяина, и мотал своим хвостом-метелкой.
В миске у пса замерзла вода. Белый, узорами, ледок блестел на солнце. В другой раз Сенька бы непременно разбил его, а сейчас нехотя оттолкнул миску ногой. Как жить?..
С могилок до самого дома его проводил тогда дядя Андрей, дружок отца. Зазывал в гости: «В школу мимо ходишь — и загляни». На соревнование, говорит, вызываю. С обязательствами. Все честь по чести. «У тебя — хорошая учеба. У меня — хорошая работа». Сходить бы можно. Да приглашал-то из жалости…