Лестница
Иннокентию Жукову
Устилает сумрак лестницу…
Может здесь найду прелестницу?
По ступеням этим каменным
Поднимусь к блаженствам пламенным.
Устлан ход цветным коверчиком
С пестрым пляшущим узорчиком,
А внизу все кто-то движется,
Чей-то шепот смутно нижется.
Страшно, жутко. За перилами
Полон воздух злыми силами…
Высоко живет прелестница;
Сумрак кутает всю лестницу.
А на креслице – Рогатое,
Что-то движется, Косматое.
Коль увидит – мигом бросится,
Сердце злобой Вражьей скосится.
Не дойти мне до прелестницы:
Юдо спит на близком креслице,
А назад идти не велено
И в глазах серо и зелено.
На перилах, над пролетами
Не смутят меня заботами:
Тело тяжкое низринется,
Юдо, тени – все покинется.
Ах прощай, прощай, прелестница!
Там – в пролетах – в Небо лестница!
Карачун
Иннокентию Жукову.
Есть на свете злой колдун,
Малый, шепчущий ведун,
Что не знает смены лун,
Старикашка карачун.
Жуть болящего томит:
Карачун в дверях стоит,
Зорко, радостно глядит
И дубинкою стучит.
Он все стены обойдет,
У икон колен не гнет,
За подушкою прильнет,
К уху тяжко припадет.
Он поет: «Усни, усни,
Сладко будет нам в тени,
А людей гони, гони:
Позавидуют они».
Сумрак кажет темный гроб.
Карачун дубинкой – хлоп…
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Он идет, идет вдоль стен,
У икон не гнет колен,
Наш пленитель, злой ведун,
Старикашка карачун.
Щур
Милый, тише – видишь, щур
Там в углу – так мрачен, хмур,
Словно карликовый тур…
Вдруг любви он скажет «чур!»
И рассеется наш сон,
Ты забудешь, что влюблен,
Что под радостный трезвон
Шла с тобой я под уклон.
Много, много по углам
Непонятного умам:
Здесь смеются, шепчут там
И пророчат беды нам.
Милый, тише – вылез щур…
Глаз блестящий мрачен, хмур…
Ближе сумрака ажур –
Вдруг любви он скажет «чур!»
Во сне
Она жжет меня – черная ревность
По твоей незнакомой земле.
Неужели узнать невозможно
Что ты шепчешь порою во сне?
Мне и смутно и тяжко и ложно…
В лиловатом огне
Гаснут тучи…
И ты, утомясь, задремала
И мечты покрывало.
Точно облак летучий,
Опочило на милом лице.
Шепчешь ты про миражность пустыни,
Про какой-то серебряный иней
И мечтаешь о древнем Кольце…
Ты ушла
В непонятные, чуждые страны,
Где идут, все идут караваны,
Уплыла
В челноке одиноком
В беспокойный, таинственный бред.
От кого-то ты ищешь ответ
И в томленьи глубоком
Мне и смутно и тяжко и ложно…
Лиловеющий сумрак поник…
Неужели понять невозможно
Никогда
Потемневший, как к ночи вода,
Твой тревожный и страстный язык?
Вдовун
Был хвойный лес душист, игольчат
И странно скользок перекат
И темным зовом был окольчат
Твой вечереющий наряд.
Уж на поверхности озерной
Дробились лики кротких лун
И кто-то плакал, как упорный,
Неутешаемый вдовун.
Нам было сумрачно и жутко,
Был странно скользок перекат,
И ожидал напрасно шутку
Твой оробевший, жалкий взгляд.
Я под срываемым покровом
Читал сплетенья страстных рун
И плакал в бешенстве суровом
Неутешаемый вдовун.
Матово
Она меня любила матово,
Как волны – тихое весло,
Как точно смотрите на скаты Вы
Сквозь потускневшее стекло.
Она меня любила бешено,
Любила бешено остро,
И было алое привешено
К берету черному перо.
И дни казались укорочены,
Как в сенокос – лугов трава,
И были мехом оторочены
Ее хитона рукава.
Она меня любила бешено,
Любила бешено и зло –
И было в спальне занавешено
С утра и до утра стекло.