– Это наш… – Антонио пощелкал пальцами, вспоминая слово и, не вспомнив его, произнес на испанском: – Наш дормиторио.
– Наша спальня, – поправила я его.
– Да, да! Спал-лня, – букву «л» он произносил без смягчения, но как-то по-особому раскатывая ее на языке, будто ириску. – А теперь идем в твой комната.
Моя комната находилась примерно «на границе» двух половин этажа, и к ней вели два коридорчика: от старой лестницы, по которому мы уже прошли из салона, и от второй, еще пока не показанной мне. Комната оказалась небольшой, метров девять, из мебели в ней были небольшой диванчик, шкаф для одежды с ящиками и трюмо. Но что больше всего понравилось мне, так это персональная ванная комната, смежная с комнатой, отделанная светло-салатовым кафелем, с зеркалом и стеклянными полочками для моих косметических приндалежностей. Отдельная ванная – пик вожделения.
– Миленько, – одобрила я и оглянулась на нетерпеливо ожидавшего моей реакции мужа. – Мне нравится.
Антонио молча кивнул, но было заметно, что очень обрадован тем, что угодил мне.
На второй половине этажа вдоль второго коридорчика, ведущего через салон уже к отремонтированной лестнице, располагались три гостевые комнаты. Стандартные, похожие на гостиничные номера, с минимумом мебели, с примыкающими к ним ванными комнатами. Абсолютно современные комнаты с новыми тонкими обычными крашеными стенами. Видимо, раньше здесь было одно цельное помещение, которое при реставрации разбили на небольшие гостевые комнаты.
– Тебе нравится дом? – спросил меня муж по-русски.
Но не успела я ответить, как в дверь постучали. В комнату вошла некрасивая женщина: возраст ее было сложно определить. Она была одета в широкую футболку и мешковатые джинсы, которые обтягивали полные короткие ноги и проигрышно подчеркивали низкий огромный зад. Черные волосы женщины были туго стянуты на затылке в скучный узел, открывая скуластое смуглое лицо третьеплановой героини латиноамериканских сериалов. Цепко скользнув по мне колючим взглядом угольно-черных глаз, она словно нехотя разомкнула тонкие и высушенные солнцем губы:
– Ола.
– Ола, – поприветствовала я ее.
– Это – Роза, – представил мне женщину Антонио. – Она помогает… Она делает это.
Не найдя слов, он изобразил, будто метет пол. Я поняла и засмеялась:
– Убирает дом!
– Да! Да! У-би-рай-ит.
– Очень приятно, Роза, – с улыбкой обратилась я к женщине, хоть та, конечно, не понимала русского и напряженно следила за нашим коротким диалогом с Антонио на незнакомом для нее языке. Но я надеялась, что моя улыбка покажет этой женщине с насупленным лицом мое расположение к ней.
Роза, проигнорировав улыбку, повернулась к Анитонио и что-то эмоционально застрекотала ему. Голос у нее оказался низкий, хриплый и шел в диссонанс с певучим, обворожительно-мягким голосом мужа, речь которого лилась мелодичной песней, тогда как речь женщины вызывала у меня ассоциации с треском сухих сучьев.
Антонио, видимо, дал Розе некоторые инструкции, и та, еще раз недовольно взглянув на меня, удалилась. Я ожидала, что после ухода домработницы муж поведет меня и дальше показывать дом, но Антонио повернулся ко мне и сказал:
– А комер![3]
Есть мне хотелось, я немного расстроилась из-за того, что приходится прерывать осмотр дома. Оставался еще этаж, я указала пальцем на потолок и спросила, тайно надеясь, что Антонио покажет мне сейчас и третий этаж:
– А там что?
– Ни-че-го, – по-русски и по слогам ответил он, как показалось мне, недовольно. Показалось, потому что на его лице тут же появилась невинная улыбка:
– Ремонт. Но. Не работать…
И он, чтобы его слова стали мне более понятны, изобразил жестом, будто запирает дверь. Об этом он тоже писал мне – что дом почти готов, но последний этаж все еще нуждается в реконструкции. Я бросила полный сожаления взгляд на лестницу, ведущую на третий этаж, и, чуть замешкавшись на площадке, стала спускаться в столовую вслед за мужем.
…Если бы в этот день, первый в этой стране, мне удалось хотя бы на мгновение заглянуть в будущее, я бы, наверное, не мешкая, собрала вещи и под любым предлогом вернулась на родину. Но даром предвидения, к сожалению, не наделена.
II
Я благополучно проспала время завтрака и пробудилась уже тогда, когда стоило заботиться о полновесном обеде, а не о чашке чая и бутербродах, составляющих мой привычный утренний рацион.