Вблизи отыскалось и узилище пленниц Сури-гая. Стражников у входа не оказалось — видно, гирканцы предпочли убраться восвояси, заслышав стенания своего бога. Когда они вернутся, их будет ждать большой сюрприз.
Вало сломал и этот замок. Наверное, тот, кто создал запирающий механизм, не учел всех возможностей вендийца-великана.
В помещении, устланном рваными коврами, скопилось около двух десятков женщин — вендийки, мунганки, кхитаянки и даже темнокожие шемитки.
— Конан! Вало! — почти вскричала Кесея, когда узнала своих спасителей.
— Госпожа! — грозный великан первым ворвался в темницу.
Маллас последовал за вендийцем.
— Теперь надо… Ох!
Мунган схватился за бок, пропоротый кривой гирканской саблей, Сквозь его пальцы струилась горячая кровь. Женщины в испуге вскрикнули.
— Теперь наложницы Суригая мои! — визгливо прокричал степняк, размахивая саблей. — А вы отправляйтесь в пасть к демонам!
Конан был с ним не согласен. Он подскочил к кочевнику и ударил сбоку. Гирканец отбил выпад, по удар киммерийца оказался настолько сильным, что сабля Конана располосовала предплечье степняка до самого локтя. Не позволяя противнику опомниться, варвар развернулся и ударил с другой стороны. Кочевник взвыл и стал оседать на землю. Последнее, что он услышал в своей жизни, был хруст позвоночника, перебитого саблей северянина.
— Маллас! — Конан подскочил к раненому мунгану.
— Оставь, — вздохнул тот. — Эта гирканская собака уже направила меня на путь в страну предков. Выведи из подземелий жителей нашего селения, Конан…
Маллас запрокинул голову и протяжно вздохнул. Через несколько мгновений жизнь покинула мунгана.
Из пяти дев-браминов в помещении темницы оказались только трое. Алексу и Исиру увели наверх. Кезеш и Асалга-колдун желали лично проверить умения юных дев. Под умениями, естественно, подразумевалось нечто непристойное.
— Вало! — обратился северянин к вендийцу-гиганту. — Тебе лучше увести женщин коридорами, в то же место, где ждут освобожденные мунганы. Оттуда вам будет проще выбраться на поверхность так, чтобы кочевники ничего не заподозрили. Подождете меня в назначенном месте ровно тысячу ударов сердца. Если по окончанию срока я не вернусь, уводи Кесею, Алиэль, Диасу и остальных из селения, — думаю, на тебя можно положиться.
— Конечно, теперь я никому не позволю коснуться их даже пальцем. Но куда ты собрался в одиночестве, киммериец?
— Я иду наверх в Араказ, чтобы вытащить Исиру и Алексу. И я лучше дам Азаху откусить мне голову, чем позволю гирканцам причинить им вред. Ты в это время присмотришь за остальными. С твоей-то защитой девам-браминам ничего не грозит, а мне бы, поверь, очень не хотелось вызволять их из заточения во второй раз.
— Договорились.
— Погоди, Конан! — Таллок схватил за плечо варвара. — Я хочу пойти с тобой.
— Зачем?
— Думаешь, мне приятно осознавать, что девушки в руках врагов? Только не говори, что у меня не хватит мастерства. Я тоже умею драться, пусть не так умело, как ты!
— Один человек в лагере врага — все равно, что ветер. Двое — команда, а трое — уже толпа. Хорошо, молодой воин, пойдем со мной.
Юноша обрадовано кивнул. Проверив вооружение, Конан и Таллок двинулись по коридору, медленно уводящему вверх.
Ночь полонилась звуками неутихающего веселья. То ли гирканцы не знали, что почитаемый ими бог мертв, то ли совершенно не заботились ни о каких других событиях, за исключением своего праздника.
Двое странников выбрались на поверхность и стали бесшумно пробираться вдоль шатров, скрываясь в ночной мгле и избегая выходить на открытое пространство, освещенное пламенем дозорных костров. Пост, находившийся ближе всех к месту, открывающему вход в подземелья, воины прошли без опаски — кочевники оказались мертвецки пьяны, и самым громким звуком, который мог встревожить их слух, был храп товарища. Конан бесшумно подкрался к костру, вокруг которого спали гирканцы, и обезоружил трех солдат. Кодекс чести варвара не позволял ему расправиться с людьми, не ждущими нападения. Вырезать спящих киммериец почитал за подлость. С противником надо управляться в открытом бою. Если бы кочевники не спали, им бы повезло меньше. Но тогда в селении, возможно, поднялась бы тревога, которая свела на нет все шансы освободить из плена Алексу и Исиру.
В двух ста шагах чернело огромное пятно из углей и золы — все, что осталось от главного шатра.
Конан и Таллок прокрались к пологу жилища кочевников, увенчанного алой тряпицей. Варвар быстро заглянул внутрь и снова скрылся в темноте. Цепкий взгляд северянина позволил ему запомнить все необходимые детали.
Воины. Девять человек, все в тонких железных кольчугах. При себе оружие — преимущественно сабли и ножи. Дев-браминов внутри не было.
Киммериец сделал знак своему помощнику двигаться дальше. Таллок, пригнувшись и выгнув спину, точно кот, последовал за Конаном, стараясь ступать также бесшумно. Однако мастерство северянина не поддавалось подражанию. Конан даже дышал беззвучно, и казалось, что во тьме крадется не живой человек, а бесплотный дух неупокоенного мертвеца. Поступь варвара была мягкой и пружинистой — киммериец был готов в любой момент незаметно раствориться в ночи, заметь его по воле случая глаз чужака.
Северянин остановился у груды пустых бочек и одернул Таллока за рукав. Конан медленно указал на дальний шатер, где весело плясал свет от костров, и бродили многочисленные стражники. Юноша быстро закивал.
— Три… Пять… Семь… Десять…, — считал Конан. — Кром! Их слишком много! Без шума не получится.
— Смотри! — шепнул Таллок, которого больше заинтересовало поведение стражников, нежели их количество.
Среди гирканцев разгоралась какая-то свара. Степняки о чем-то горячо спорили, осыпая друг друга проклятьями. Внезапно один из воинов выхватил саблю и полоснул ею по лицу своего товарища. Друг раненого вытащил свой нож и всадил его в бок обидчика по самую рукоятку.
— О, Иштар! — едва не воскликнул юноша. — Эти дикари просто безумны! Интересно, что заставило их вцепиться в глотки друг другу?
— Что бы тому ни послужило причиной, нам это на руку, — уверенно произнес Конан. — Если гирканцы вырежут друг друга, будет просто замечательно.
Вскоре в группе воинов, охранявших шатер, вспыхнуло жаркое пламя настоящей схватки. Степняки беспощадно убивали друг друга, орудуя кривыми саблями и длинными ножами. После нескольких минут ожесточенной драки, доведенной до смертоубийства, из шестнадцати свирепых воинов на ногах держалось только четверо. Те, что одолели своих противников, все в крови и порезах, тяжело ввалились в шатер.
— Идем! — тихо приказал Конан. — Кажется, я знаю, что происходит…
Вдвоем варвар и странник быстро преодолели расстояние, отделявшее их от шатра.
Картина, увиденная воинами, потрясала или, скорее, даже ужасала… Внутри лежал еще один труп. Без головы, в луже собственной крови, среди перевернутой посуды.
В углу за шторой, сидела связанная по рукам Исира. Один из степняков, жестоко расправившихся со своими товарищами, навис над девушкой и уже пытался сорвать с нее одежду. Трое других с азартом наблюдали за происходящим, ожидая своей очереди.
Конан подскочил к гирканцам. Злобно свистнула сабля, и отсеченная голова одного из поклонников Кхазалам-Амола покатилась по ковровой подстилке. Не теряя времени, варвар вонзил клинок меж ребер другому степняку. Таллок размахнулся и ударил по шее третьего, но сила юноши не шла ни в какое сравнение с той, которой обладал киммериец. Юноша не смог обезглавить своего врага одним ударом. Оружие в руках ученика кхитайских чародеев лишь серьезно покалечило гирканца. Кочевник с испугом схватился за лопнувшую кожу, как будто все еще не веря, что такое могло с ним произойти, и тихо заверещал. Конан тем временем набросился на четвертого гирканца, который оставил в покое Исиру и приготовился дать бой. Конечно, выстоять в одиночку против такого опытного мечника, как Конан, у степняка не было шансов. Спустя два кратких мгновения он рухнул на землю, скребя по коврам пальцами в предсмертной агонии. Потом киммериец забрал жизнь у последнего противника, которого ранил Таллок.