— Так сложилось, получается? — прошептал Лук.
— Пока еще не сложилось, — закашлялся Курант. — Но сложится что-нибудь. Всегда верь собственному чутью. Или моему чутью, пока ты со мной. Ты думаешь, я за пару часов все это устроил? Нет, парень, я готовился к этому долгие годы. В каждом городе, в котором нам приходилось ставить шатер, я знал, куда буду бежать или как буду сражаться. И ты должен в каждую секунду жизни знать, куда бежать или как сражаться.
— Отсюда разве убежишь? — посмотрел Лук на тяжелую гладь реки.
— Да, — чуть заметно кивнул Курант, тяжело вздохнул. — Бывает и так. Но так и бежать не всегда нужно. А сегодня нужно было. Но заметь, не потому, что труппа старика Куранта не всегда следовала законам иши. Совесть моя чиста, потому как, если вокруг царит бесстыдство, только поперек него и можно совесть сберечь. И твоя совесть чиста должна быть, нечего тебе стыдиться, парень. Ни одного слабого ты не обидел, ни одного бедного не обокрал. Да и ни один теканец, если не совершил какой мерзости, не пострадал от нас. Да и от тех мало что удалось отщипнуть. Нет, дело в другом. Всегда жарко было, а тут вдруг припекло так, что стало невмочь. Хотя тот глаз, что ты намалевал на белом хиланском щите, конечно, не ко времени появился. Выпороть бы тебя за это, но не в щите дело. Или не только в нем.
— А в чем? — спросил Лук. — В сиуне?
— Что ты знаешь о Салпе? — спросил Курант вместо ответа после недолгой паузы, во время которой Лук успел поднять голову к красному небу и разглядеть чаек, носящихся над мачтой.
— О Салпе? — удивился Лук. — Ну… то, что ты рассказывал. То, что все знают. Салпа — это весь мир. Салпа — это все сущее. Вокруг Салпы Пустота. Священная Пустота. Она таится за багровыми стенами, которые смыкаются у нас над головой, поэтому и небо над нами… красноватое. Пустота следит за людьми Салпы. Если они нарушают ее законы, тогда начинается Пагуба. Страшная, но очистительная. Из-за багровых стен выходят слуги Пустоты и убивают всех, кто не спрятался в крепостях или не закрылся в оплотах. Но того, кто нарушил ее законы, они убивают в любом случае, куда бы тот ни прятался. Говорят, что так надо, потому что и селянин раз в год перепахивает поле, чтобы оно давало урожай. Чтобы земля дышала. Так?
— Все так, — пробормотал Курант. — Или кажется таким. Хотя я бы кое-что уточнил. Да, я в молодости не шелестел свитками, а теперь что толку шелестеть, если глаз нет. Это ты, парень, под глаз всякую бумажку тащишь, пусть даже на ней какая похабщина начерчена. Но кое-что мне рассказывали. И мудрецы Парнса в том числе. И теперь пришла пора рассказать кое-что и тебе, и Неге заодно, слышу, как она в твое плечо сопит, слышу, а то ведь не успею. Не дергайся, Самана, жив я пока. Я насчет очистительной Пагубы. Чушь это. Никакая она не очистительная. Пагуба, она и есть Пагуба. Смерть и горе для всех. При чем тут законы, если то ее не бывало по двести — триста лет, а то приходила чуть ли не через полвека? Мудрецы говорили, что, если Текан в крови и смуте, если мор идет по селам, а резня по городам, никакая Пагуба не придет. Но если все хорошо, если много детей в семьях, если благоденствие поит землю, готовься. Она тут как тут.
— Что это значит? — не понял Лук.
— Для кого-то ничего, — шевельнул бровями Курант. — А для кого-то — многое. Я из дальних краев, мой дорогой Луккай. Кое-что, чем мне приходилось заниматься в годы моей молодости, я предпочел бы забыть. Вас от подобного мне удалось уберечь. Но что было, то было. Мой город, который лежит далеко на западе, почти в двух тысячах лиг от Хилана, единственный город Текана, из которого виден предел Салпы. Да-да, та самая багровая стена, о которой ты говорил. Она близка. Перегораживает горную долину, из которой вытекает вполне себе обыкновенная речка с вкусной водой, стоит над горами. Я из Сакхара. Это город и земли клана Хара. Сакхар — маленький город. Меньше твоего Харкиса. Считай, что это замок с шестью башнями. Все население — воины клана, их жены и дети. Человек двести. Иногда меньше. Слишком близка багровая стена. Когда наступает Пагуба, мало кто успевает спрятаться. Укрыться. Да и те, кто укрылся, не могут быть уверены в собственной безопасности. Всякая Пагуба длится когда месяц, когда полгода, но слуги Пустоты, только вступая в пределы Салпы, слишком голодны. Поэтому клан Хара — маленький.