Они втроем вернулись в поместье, буквально пропитанное кровью, темной магией. Драко хотел избавить мать от уборки тел в подземельях, но его отец заслуживал того, чтобы увидеть их — заслуживал того, чтобы увидеть, как они гноятся, заслуживал того, чтобы вытереть за ними, чтобы левитировать их в груды для сбора.
Так они и делали три дня подряд, и в конце концов Люциус просто спросил его: «Ты думаешь, я плохой человек?»
И Драко сказал: «Да».
Позже он осудил себя за то, что не нашел ничего лучшего, чтобы сказать, что-то, чтобы смягчить удар, что-то вроде «ты сделал все, что мог», но Драко был по локоть в омертвевших тканях, в цементированном мозговом веществе, кусочек за кусочком от окровавленных плит, в грязных тряпках и змеиной коже. Он работал в течение трех дней, чтобы убрать беспорядок, который Волдеморт оставил в своем бывшем доме, который теперь обладал всем очарованием заброшенного концентрационного лагеря, и он пришел к выводу, что красота не приходит от дисциплины, она не приходит от хорошего воспитания, и она не приходит — ни при каких обстоятельствах — от зла. От таких людей, как его отец. Красота приходит только из добра.
Поэтому он сказал своему отцу: «Да», и хотел добавить: «Ты соучастник массового убийцы, ты мучитель и убийца матерей и отцов, детей и сов, ты приложил все усилия, чтобы уничтожить последнюю вещь, которую я нахожу прекрасной, и он избил тебя, и я рад этому.»
Люциус покончил с собой на следующее утро. Драко нашел котел с коноплей в своем кабинете, и у него было сильное искушение последовать за ним, сделать то же самое. Что ему оставалось? Ни денег, ни перспектив на работу, и впереди у него целая жизнь, чтобы тосковать по Поттеру, как он делал это в течение предыдущих семи лет, но теперь он знал, что никогда не получит его, такого непоправимого, такого отвратительного, каким он сам себя сделал.
Неделю спустя, приводя в порядок наследство (каким бы оно ни было) с адвокатом, его мать упомянула, что хочет изменить свою фамилию обратно на Блэк.
Значит, новая личность. Для них обоих. Второй шанс. В конце концов, именно этого хотел для них Визенгамот — чего хотел Поттер, когда давал показания в их пользу, в тот ужасный день, когда Драко подумал, что предпочел бы быть отправленным в Азкабан, чем слушать, как Гарри Поттер защищает его своей безупречной добродетелью. Его жгло, как вампира, входящего в собор, слушать, как Поттер оправдывает свои грехи, защищает его от вполне заслуженного наказания.
Но он сделал это, и Драко пережил худшее из этого, и после этого он был полон решимости найти способ жить.
Долг в сто тысяч галеонов перед адвокатами требовал погашения, и первое, на что обратил внимание Драко, была обстановка Мэнора.
Пожиратели смерти унесли драгоценности, все, кроме обручального кольца Нарциссы. Семейная реликвия Блэков, принадлежавшая семье на протяжении десяти поколений. Он продал его за пять тысяч галеонов, и это было пять процентов от выплаченного долга. Еще была печать семьи Малфоев. Она почти ничего не стоила — двадцать галеонов или около того, и только потому, что была серебряной, — но в горшок она попала.
Она заставила его поклясться, что он сохранит кольца ее отца. Они были золотые, украшенные камнями, одно белое, другое черное. Одно для защиты, сказала она ему, надевая его на палец, когда адвокаты ушли, через неделю после того, как ушел его отец.
— А другое? — спросил он ее.
— Чистота, — сказала она ему.
Он терпеть не мог носить белое. Чистота. Только не он. Он выжег его до черноты проклятием.
Мебель пришлось продать, чтобы покрыть как можно большую часть долга — остальную часть, как первоначально надеялся Драко. Все это было старинным, некоторые из них очень старыми. Проблема заключалась в том, что при ближайшем рассмотрении он был в основном разрушен. На большей части обивки были… выделения, такие, которые не вышли бы при хорошей чистке или хорошо размещенном чистящем заклинании. Портреты… Драко пытался продать их, но даже несмотря на то, что они были написаны мастерами-волшебниками, портреты не стоили больших денег в нынешнем политическом климате. Они имели тенденцию выражать свои взгляды, как тетя Вальбурга в доме семьи Блэков, таким образом, чтобы оскорбить современный слух.
За деревянную мебель удалось выручить немного денег. Обеденный стол, за которым Волдеморт вершил суд, был полностью потерян, как и все стулья, но письменный стол его отца стоил пятьсот галеонов, а столы в гостиной и гостиной — еще триста. Драко продал шкафы, фарфор, оставшееся серебро, продал скобяные изделия с дверей, продал ручки на кухнях, он снял лепнину с потолков своей палочкой и отправил их плотникам, он уничтожил каждый кусочек своего ветхого старого дома, который имел хоть какую-то ценность, и у него все еще было только пять тысяч галеонов, чтобы отправить своим поверенным.
Затем возникла проблема еды. Ему и Нарциссе нужно было поесть, по крайней мере теоретически, в случае Нарциссы, и им нужны были дрова, чтобы поддерживать огонь. В тот момент, когда шкаф опустел, Драко пожалел, что сжег свое пианино. Это принесло бы по меньшей мере десять тысяч галеонов, и они могли бы питаться год или два.
Неважно. Драко заглянул в шкафы и обнаружил там сокровищницу — исторические костюмы, старинные чулки, обувь… и их тоже можно продать магглам. Отделы костюмов в театрах всегда искали подходящую для эпохи одежду. Драко оставил несколько для себя. Простые белые рубашки, черные бриджи, черная туника, черный плащ. Вся обувь была ужасной, несколько сотен лет, но ничего такого, что нельзя было бы исправить с помощью магии и немного крема для обуви. Его мать вышила для него плащ. Она всегда была талантлива в бесполезных вещах — не могла сшить платье, но могла украсить его так, чтобы оно выглядело так, как будто над ним работали ремесленники-гоблины.
Когда он закончил продавать все, что не было прибито гвоздями, у него была кладовая, полная еды, запас дров и угля на зиму, успокоенные адвокаты и одежда. Неважно, что они были только в двух цветах — это соответствовало его новой эстетике, соответствовало его новой фамилии.
Когда это было сделано, он должен был подумать о том, как они собираются наполнить кладовую, зажечь огонь и успокоить адвокатов. Он не мог продолжать продавать все подряд — они закончатся, и он предпочел бы остановиться, пока они не проголодались настолько, чтобы продать книги в библиотеке. Это было единственное место, на которое он потрудился наложить очищающие чары в эти дни. Волдеморту и его последователям не понравилась библиотека. Они, конечно, любили книги, но только те, которые Люциус держал в своем кабинете. Библиотека была восхитительно безмятежной, и в результате это было единственное место, где Драко чувствовал себя комфортно.
Отсиживаясь там, на койке, которую он притащил на антресоли, читая «Графа Монте-Кристо» и жалея, что кто-то не причинил ему достаточно зла, чтобы замышлять месть, он испытал вспышку вдохновения. У него действительно был товарный навык, но для этого ему пришлось бы пробиться в маггловский мир.
Рано утром следующего дня, одетый в свою новую (для него) черную тунику и бриджи и вооруженный черным кожаным портфелем, над которым он работал со своей гувернанткой, он позвонил своему адвокату и попросил подать заявление об исключении из его домашнего ареста, чтобы найти работу.
Долишу было поручено сопровождать его, и Драко отправился в Лондон. Он стучал в двери издательств, предлагая иллюстрировать, писать для них, но было очень мало требований к типу текста в стиле иллюстрированной рукописи, в котором он был обучен. Многие из них хотели что-то под названием «художники-графики» — ему нужно было научиться рисовать на компьютере, и он был совершенно не в своей тарелке.
Все они хотели резюме — даже независимые стационарные магазины — и они смеялись, когда он протянул им свою биографию, написанную от руки на его лучшем пергаменте и, по общему признанию, не очень впечатляющую в любом случае. Они тоже ничего не понимали в его Т.Р.И.Т.О.Нах; это было другое дело, они хотели получить художественную квалификацию, и все, что у него было, — это самая лучшая классическая подготовка и портфолио его почерка, которое, по его мнению, должно было говорить само за себя.