— Не волнуйся, — сказал Долиш, угадав его мысли. — Они найдут кого-нибудь приличного, чтобы присматривать за тобой, я уверен в этом.
Комментарий к Часть шестая: Confutatis Maledictus
мне было тяжело переводить это… я рыдала, когда делала это.
========== Часть седьмая: Услышь Мою Молитву ==========
Конечно, это был Поттер.
Как будто Драко уже не замучил себя мыслями о нем, утром, днем и ночью в течение пяти лет, в то время как его единственным развлечением от одержимости Гарри Поттером было создание очень подробного вымышленного мира с участием Гарри Поттера.
Драко тщательно подготовился к их первой встрече. Он не мог — он не позволил бы себе — пытаться намеренно выглядеть привлекательно. Он не мог надеяться. Но он, по крайней мере, мог быть чистым, мог отскрести мраморную пыль, вычистить чернила из-под ногтей, надеть полный комплект черных мантий вместо потрепанной ночной рубашки викторианской эпохи, в которой он ходил.
А потом у Поттера хватило наглости часами стоять рядом с ним, пока Драко сидел в кресле в отделе авроров, стараясь не слишком ерзать, стараясь не брать ручку и не рисовать их имена своим самым лучшим почерком, за который он брал десять фунтов за страницу. Когда он, наконец, прибыл, Драко умирал с голоду, и он был без своего портфеля или своего последнего каменного блока почти целый день, и не знал, что с собой делать, поэтому вид Гарри Поттера почти заставил его упасть на месте.
Поттер набрал, по крайней мере, три камня со школы, и о, о, это были все мышцы, каждая частичка, острая и великолепная под его красной мантией аврора, и его лицо было испачкано грязью, как будто он катался по полю для квиддича, его глаза были зеленее, чем когда-либо, на лице было измученное выражение. Должно быть, он пришел из-за чего-то трудного и важного. Драко хотел броситься на землю и распростереться перед ним, но каким-то образом сумел выглядеть слегка раздраженным из-за того, что его задержали в кабинете Поттера.
То же самое произошло на следующий день, только член Драко был наполовину напряжен в кресле, ожидая его, все время задаваясь вопросом, сможет ли он убежать в туалеты авроров, чтобы удовлетворить себя, но мысль о Уизли в кабинке рядом с ним отпугнула его.
На этот раз Поттер вошел, выглядя не столько измученным, сколько измученным и голодным. Он предложил купить ему что-нибудь поесть, но Драко не настолько доверял своим коленям, чтобы идти рядом с ним. Они чувствовали себя шаткими, как будто они могли выдать себя в любую секунду, когда он, наконец, пошатнулся в направлении точки видения. Жалкий.
Они планировали встретиться в пятницу, но в последний момент Поттер прислал ему сову, чтобы сообщить, что встреча у него дома, на площади Гриммо 12.
Драко позволил себе десять минут настоящего, настоящего истерического эпизода, в котором он задыхался и кричал, прежде чем выключить его и разделиться.
Когда он приехал, то был сильно разочарован. Поттер открыл дверь и был явно не в форме аврора. Он был в толстовке с капюшоном и кроссовках. Одевался он отвратительно. Драко хотел обшарить все в своем гардеробе и пойти с ним по магазинам. Он бы это сделал, если бы Гарри позволил ему — он бы копил каждый лишний фунт, пока сундук в его библиотеке не был бы полон, и полностью заменил бы каждую тряпку одежды. Гарри нуждался в ком-то, кто взял бы на себя ответственность, объяснил бы ему, что к чему, показал бы, насколько он ценен. Сейчас он обращался со статуей Давида как с рождественской безделушкой в пять кнутов.
Драко знал, что он не скрывает, как его отталкивает одежда Гарри. Это его вполне устраивало. Пусть он думает, что Драко все тот же сноб, аристократическая задница, которой он всегда был — это было достаточно удобным камуфляжем для его истинных чувств. То же самое и с его домом. Это свойство, которое было такой частью его фантазий, было забыто и осквернено плохим вкусом Поттера, его неспособностью заботиться о себе. Если бы дом принадлежал Драко (если бы Гарри принадлежал Драко), он бы позаботился о нем, сделал бы его местом, которое заслужил герой. Как могли его друзья позволить ему жить так, как простой нищий, если они действительно любили его? Неужели они не могут хотя бы купить ему пару подарков, шелковые простыни или причудливые вазы, на Рождество или на день рождения?
Он провел большую часть интервью, уклоняясь от личных вопросов Гарри и стараясь не позволить своему воображению убежать от него (давая Гарри настоящую ванну с пеной, расчесывая его волосы, раскладывая белье на веревках снаружи, чтобы оно пахло солнцем, гладя его, пока он не замурчал и не замурлыкал, принося ему сладости, кормя его в постели, позволяя ему лежать часами, днями, так долго, как он хотел, всегда). На полпути его отвлек очевидный факт, что Поттеру было поручено следить за ним. Он был ужасен в увертках; это было так очевидно. Драко задался вопросом, какие мотивы у министерства могли быть для того, чтобы подвергнуть его дополнительному контролю, но пришел к выводу, что попытка вымогательства, вероятно, будет, даже если Поттер не знал об этом.
Еще больше отвлекало то, как он продолжал облизывать губы. Драко хотел, чтобы он прекратил это.
Драко не беспокоило, что за ним наблюдают — Поттер был слишком хорош, чтобы когда-либо делать какие-либо ложные сообщения о нем, независимо от того, насколько прозрачным он сделал свое презрение к Драко. Тем не менее, он отправился домой и принял меры, чтобы его фантазии не были раскрыты. Первым делом в тот вечер он установил некоторые основные правила для Пэнси.
— Мне нельзя произносить его имя? — спросила Пэнси, допивая третий бокал вина, который она принесла для них.
— Не в письменном виде и не здесь, — сказал Драко. — Я предполагаю, что он будет следить за моей корреспонденцией, но я не удивлюсь, если его заставят следить за мной лично или он увидит мою собственность.
— Как насчет кодового имени? — спросила она.
— О Боже, — отчаялся Драко. — Ты собираешься превратить это в кошмар наяву, не так ли?
— Могу я прислать тебе газетные вырезки? Я знаю, как ты любишь газетные вырезки.
— Если бы это не было крайне безвкусно, я бы пошутил о самоубийстве.
— Не останавливайся из-за меня. Ты же знаешь, как я отношусь к плохим шуткам.
— Так вот почему ты связалась с Блейзом?
— Ты знаешь, почему я связалась с Блейзом, Драко. У него огромен.
— Я не могу сказать, учитывая мое предпочтение быть сверху, это то, что я принял к сведению, но спасибо за образ моего лучшего друга детства, пронзенного гигантским членом.
Пэнси хихикнула. Драко допил остатки своего напитка.
Результатом более частых встреч с Поттером стало то, что теперь у него была ссылка: настоящая, живая ссылка на эскизы и скульптуры, которые он делал, и он, наконец, решил пойти дальше и действительно лепить Поттера. В любом случае ему понадобится целый год, чтобы, наконец, сделать все правильно (или, по крайней мере, близко к правильному — как он мог когда-либо сделать что-то близкое к элегантности своего настоящего сходства? Это было все равно, что пытаться вырубить горный хребет лопатой), и поэтому, пока он был осторожен, чтобы держать его закрытым, Поттер никогда его не увидит.
Их первая встреча в поместье прошла достаточно спокойно, но две вещи были четко установлены.
Во-первых, Поттер проскользнул в его комнату, когда Драко ушел, чтобы позаботиться о своей матери, и вынюхивал.
Драко оставил свой экземпляр «Гордости и Предубеждения» открытым на очень конкретной странице, в середине Элизабет Беннетт читала письмо мистера Дарси, и когда он вернулся к своей койке в конце дня, она была открыта на странице, где мистер Коллинз делал предложение Лиззи. Откровение о том, что Поттер был в его спальне, вызвало у Драко внезапную паранойю, а также дикую надежду, что он установил где-то в комнате наблюдающий глаз, что привело к тому, что он немедленно отключился, воображая, что Поттер наблюдает за ним.