Андромеда посмотрела с чердака на ряды столов, расставленных для каллиграфического отдела его бизнеса, и рабочее место, которое Драко оборудовал для скульптуры. Огромные каменные блоки беспорядочно валялись на полу.
— Это гранит?
— Так и есть, — сказал Драко. — Я подумал, что пришло время сменить среду.
— Значит, с поклонением героям покончено? — Пэнси пискнула с того места, где сидела, листая журналы Драко.
Андромеда сурово посмотрела на него, и Драко улыбнулся.
— Не как таковой.
После того, как он, наконец, снял их обоих, Драко поспешил надеть рубашку и привести в порядок волосы. Пуговицы не совсем застегивались; вся работа, которую он выполнял на фонтане Министерства и таскал древесину по магловскому Лондону для своей библиотеки, заставила его плечи распухнуть еще больше, чем они делали, работая в Поместье. Это было неудобно, так как Драко должен был продолжать волшебным образом увеличивать свои сшитые на заказ рубашки, но Гарри это оценил. Гарри был неравнодушен к плечам Драко.
По дороге в ресторан Драко остановился у цветочного магазина. На первом свидании с Гарри он пришел с пустыми руками, что противоречило всем инстинктам, воспитанным в нем годами котильона, на котором он присутствовал, но Гарри был обычным человеком, и Драко старался успокоить его. Это было их пятое свидание, и Драко подумал, что должен принести ему что-нибудь. Вино было немного чересчур, а Гарри не был сладкоежкой, так что Драко был в цветочном магазине.
Очевидно, его первым порывом было купить ему четыре дюжины роз и разориться на хрустальную вазу, чтобы держать их все, но это, вероятно, ошеломило Гарри, который, как обнаружил Драко, был одновременно пуглив в получении любви и одновременно отчаянно нуждался в ней.
Вместо этого Драко выбрал букет ромашек. Это были веселые цветы — легкие и приятные. Мысль о том, чтобы отдать их Гарри — о том, что ему разрешат отдать их Гарри, — сделала его настолько жизнерадостно счастливым, что он чуть ли не вприпрыжку помчался ему навстречу.
Медленное движение означало, что они еще не обнимались на публике, но Драко умудрился положить свою ногу на ногу Гарри, когда они ели вместе. Они сидели на скамейке, и Драко восхищенно наблюдал боковым зрением, как выражение лица Гарри расслабилось от контакта, как он выглядел наполовину пьяным. Он был так легко подавлен, бедняжка. Это заставило Драко захотеть завернуть его и защитить, избаловать до смерти.
В следующую среду Драко появился на площади Гриммо, и они устроили пикник под боярышником в саду. Гарри был босиком и лежал на траве. Драко был одет в футболку, которую Гарри купил ему, с ежиком на ней.
Пятнистый свет от листьев боярышника делал лицо Гарри похожим на веснушки. В воздухе чувствовался легкий холодок, не по сезону для июля. Драко укрыл Гарри одеялом для пикника и поцеловал его в кончик носа.
— Ты знаешь, что ты красивый, не так ли? — спросил его Драко.
Гарри закрыл глаза. Драко считал большой победой то, что он не покачал головой.
В промежутках между очень, очень осторожными свиданиями с Гарри Поттером Драко организовывал распоряжение Мэнором.
Его первым побуждением было избавиться от него, используя самый быстрый из возможных путей. Там были совершены настоящие военные преступления, и не те, что были совершены с юридической точки зрения, — те, за которые людей судили в Международном уголовном суде, если они были магглами. Драко подумал, что лучше всего было бы продать его застройщику, который снесет его, о чем он упомянул Грейнджер за выпивкой.
— Снести его? Ты… совершенно уверен, что это правильно?
Драко почувствовал, как его глаза стали огромными, как блюдца.
— Грейнджер… тебя лично пытали в том доме. Не для того, чтобы испортить настроение, но…
— Ты не можешь быть серьезным, Драко. Он был построен сэром Кристофером Реном.
— Я должен знать, кто это? — вполголоса спросил Гарри у Рона.
— Возможно, — ответил Рон, делая глоток огненного виски, стоявшего перед ним. — Хорошо, что мы оба встречаемся с людьми более шикарными, чем мы, они могут научить нас более тонким вещам.
— Если бы сэр Кристофер Рен, Микеланджело и Фрэнк Ллойд Райт сотрудничали над загородным домом, который стал лагерем смерти, это все равно был бы лагерь смерти, — решительно сказал Драко. — Злые вещи не прекрасны. Даже если я восстановлю дом, ни одна ведьма или волшебник во всем мире не захотят посетить его по какой-либо причине, кроме как увековечить память об ужасных вещах, которые там произошли.
Гермиона задумалась.
— Магглы не знают, что там произошло. Для них это не символ зла.
— Если бы я восстановил его и превратил в музей, они бы посетили место, где их вид был убит…
— Но разве это не было бы уместно? — спросил Гарри. — Волдеморту бы это не понравилось. Ты должен отдать его в Национальный фонд. Оговори, что любые доходы, которые не идут на содержание имущества, должны быть переданы военным сиротам или что-то в этом роде.
Таким образом, все было решено, и Драко приступил к процессу передачи имущества в Национальный фонд.
После нескольких месяцев свиданий Гарри наконец позволил Драко раздеться.
До этого у них был секс, но Гарри всегда снимал с себя одежду. В студии Шордича Драко наклонил его над одним из рабочих столов и трахал до тех пор, пока он не стал мокрым и размякшим, умоляя об этом, прося большего, в то время как Драко одной рукой сжимал свои волосы, а другой задирал футболку. И снова, позже в тот уик-энд, в постели Драко, Гарри сверху, верхом на Драко, подпрыгивая на нем, такой счастливый, что его глаза стали стеклянными, как будто он не успел вовремя.
Драко как-то отсосал ему в туалете на открытии галереи. Один из стажеров Драко, чей брат-сквиб с хорошими связями работал в парламенте магглов, поспорил о билетах на выставку Ай Вэйвэя, и Гарри сразу же взялся за это. Они смотрели на скульптуру, которую он сделал из камер наблюдения, которые следили за его студией в Пекине, и Гарри любил их и хотел купить их — пока Драко не сказал ему их вероятную стоимость, и Гарри сказал, что он доволен, восхищаясь их героизмом публично.
Но в конце ночи был аукцион, и Гарри сделал ставку на них для Драко, в качестве подарка, и Драко был так ошеломлен, что потащил его, чтобы забрать его, прямо сейчас, хотя он и не выиграл.
— Ты знаешь, что ты храбрее этого художника, — сказал Драко, опускаясь на колени.
Гарри замурлыкал, и Драко вознаградил его за то, что он не отверг комплимент, долгим, жестким пососом, прижав язык к нижней стороне члена.
Гарри потребовалось больше времени, чтобы позволить Драко побаловать себя. Заняться с ним любовью, а не просто жестко втрахивать его в матрас или в любую доступную плоскую поверхность.
В первый раз, когда Гарри позволил ему это сделать, позволил Драко снять с себя одежду, Драко чуть не кончил в штаны, он нашел это таким дико эротичным. Они принялись за его ботинки. Гарри был одет в потрепанные старые кроссовки — это было то, о чем Драко собирался позаботиться, как только Гарри действительно отпустит его, но ходить по магазинам все еще было слишком далеко, — и Драко осторожно расшнуровал их, убедившись, что завязки достаточно ослаблены, чтобы ноги Гарри были максимально удобными, легко и приятно выскользнув.
Оттуда были его носки, снятые и аккуратно сложенные в аккуратную стопку рядом с кроссовками. А потом футболка для регби. Он был в серо-зеленую полоску, с мятым белым воротничком и двумя пуговицами. Драко расстегнул их обе, Гарри к этому моменту дышал тяжело, но медленно, Драко наслаждался прекрасной линией ключицы Гарри и его горлом, подпрыгивая с трудом сглотнув.
Драко уткнулся лицом в щетину Гарри и стянул рубашку через голову. Он тихо прошептал: «Руки вверх, вот и все», и у Гарри перехватило дыхание.
К этому моменту они говорили в неопределенных выражениях: детство Гарри, и чего ему не хватало, и как это может повлиять на… потребности Гарри. Сексуально и в остальном. Драко вырос, наблюдая, как за Гарри заискивают такие, как Ромильда Вэйн и Колин Криви, наблюдая его ужас от их слепого поклонения героям, и поэтому был очень удивлен, когда оказалось, что Гарри действительно хотел бы, чтобы его обожали или, по крайней мере, ласкали и суетились. Он сказал, что у него не было воспоминаний о том, как кто-то суетился вокруг него в детстве, никогда не было человека, который любил бы его или баловал его, так долго был один, и то, что он говорил Драко, заставляло Драко болеть так, что ему хотелось покрыть его поцелуями, укутать в самые мягкие одеяла, которые у него были, и дать ему каждый шоколад в его кладовке.