Он занимался бизнесом на тридцать тысяч фунтов в неделю. Неделя.
У Гарри болела голова при одной мысли об этом. Не деньги, а работа — непостижимый объем логистического планирования и документации, который требовался для рекламы, изготовления, адреса и получения оплаты за заказные свадебные приглашения. Кроме того, Драко отвечал за художественное направление проекта, разрабатывая специально заказанные иллюстрации и макеты для приглашений. У него были образцы бланков, которые он разослал с различными шрифтами, которые он предлагал; похоже, он лично разработал около четырех десятков шрифтов и научился писать в каждом из них. А потом, так или иначе, он тренировал свои перья, чтобы волшебным образом печатать все приглашения и множество адресов на конвертах.
Кто помогал ему в этом? Конечно, не его мать, и из его сообщений следовало, что он вообще не нанимал никакой посторонней помощи.
Гарри был впечатлен, увидев замечательную одежду Драко на площади Гриммо и фреску, которую Драко нарисовал в свое «свободное время», с художественными талантами Драко, но его организационные способности не поддавались описанию. Он хотел бы показать это кому-нибудь, кто оценил бы это по достоинству… Гермиона. Ему хотелось показать это Гермионе.
Даже ей было бы скучно до слез от большей части этого. И Гарри собирался делать это каждую неделю, разбираться в этом и включать основные моменты в свой отчет.
Единственным светлым пятном были летучие письма, которые Драко посылал совам, полученным от Пэнси Паркинсон. На самом деле они не были очень интересными — на самом деле, Гарри не мог понять, что это за головы или хвосты, — но, по крайней мере, это не были заказы, квитанции или образцы портфолио.
Оказалось, что они с Драко были приятелями по переписке и по меньшей мере три раза в неделю присылали друг другу совы и поливали водой. Письма Драко были сухо остроумны и приправлены замечаниями о литературе и истории, которые Гарри не мог интерпретировать. Пэнси было еще труднее понять — они были полны внутренних шуток, вероятно, относящихся к их школьным дням, в которые Гарри не был посвящен:
Надеюсь, новое перо, которое я тебе прислал, было твоего любимого оттенка зеленого, Драко. Сделайте сравнение и дайте мне знать, если мне нужно заказать еще одно.
А потом в сову отправил в среду:
Надеюсь, перо работает нормально? Я думаю, что тоже начну посылать тебе серые перья; Я знаю, ты думаешь, что серый и зеленый так хорошо смотрятся вместе.
После этого последнего комментария Пэнси изобразила лицо, озорно улыбаясь, как будто она смеялась над Драко, хотя Гарри не мог себе представить, зачем.
В ответе Драко ей вообще не упоминалось о перьях, но Пэнси снова вернулась к этому в четверг утром, с тем же озорным маленьким лицом на полях своего письма: «Ты видел утреннюю газету, Драко? Я сохраню для тебя вырезку; я знаю, что ты захочешь сохранить копию.
На последнее Драко ответил коротко: «Если ты пришлешь мне копию, я ее сожгу. Хуй тебе. С любовью, Драко».
Гарри настолько заинтересовался этим обменом репликами, что достал «Пророк» из мусорного ведра в офисе. В этом не было ничего особенного. В среду Кингсли произнес речь о благополучии эльфов, и на первой полосе была его фотография, на которой он стоял перед несколькими аврорами. Гарри был там. Это была не особенно интересная речь, но, возможно, Драко был обеспокоен правами освобожденных эльфов. Почему Пэнси дразнила его этим, и почему это заставило Драко проклинать ее, Гарри не мог понять.
В любом случае, ни одна из переписки не была ни в малейшей степени компрометирующей. Гарри очень хорошо провел время, отметив это в отчете, который он страстно желал отправить прямо в задницу Робардса, а не в свой почтовый ящик. Отчет исчез с «хлопком» из почтового ящика Гарри, и он поскакал домой, предвкушая заслуженный сон перед пабом.
***
Гарри спал.
Он вернулся в поместье Малфоев, сидя перед столом Драко, но вместо того, чтобы сидеть в кресле, в котором он был во вторник утром, он полулежал в шезлонге. Была ночь. Окна библиотеки были чернильно-черными. Луны не было.
Драко сел за стол. Он писал. Его большое зеленое страусовое перо дергалось, и свободная рука Драко время от времени поглаживала его, проводя пальцами по мягким перьям. Он напевал себе под нос, пока работал, макая перо в чернила, писал, гладил перья, гладил себя…
Драко перестал писать и теперь водил пером по лицу, по шее, по губам.… его грудь, которая во сне Гарри была чрезвычайно хорошо сложена. Гарри вдруг осознал, что версия Драко из сна, стоящая перед ним, была без рубашки.
Гарри посмотрел вниз. Он тоже был без рубашки. На самом деле он был обнажен, но едва мог видеть их обоих; было так темно, и только звездный свет проникал через окна.
Драко снова начал писать. Гарри услышал скрип пера. Он снова поднял глаза, как раз в тот момент, когда Драко воткнул кончик пера в чернила, поднес его ко рту и облизал.
Гарри ахнул. Он чувствовал это. Когда Драко лизнул перо…
Драко снова лизнул его. И еще раз. Гарри был парализован удовольствием. Он застрял здесь, в шезлонге в библиотеке Драко, и Драко облизывал его губы.… облизывал его…
Драко поднял глаза на Гарри, и тот подошел.
Он проснулся, весь в сперме.
— Черт, — сказал он, нащупывая палочку и стараясь не размазать липкое месиво дальше по своему одеялу.
Он посмотрел на часы на стене. Было уже половина девятого. Он проспал три часа.
Натягивая брюки, Гарри, спотыкаясь, спустился на пол. Изо всех сил стараясь выбросить из головы свой странный сон, Гарри крикнул «Дырявый котел» и шагнул в зеленое пламя.
Невилл сидел, ссутулившись, за столом. У него было около пяти бутербродов с маслом и две рюмки «файервиски», сложенные рядом с ним, а перед ним была маленькая бархатная коробочка, окрашенная в красный цвет.
— Невилл! Ты сделал это! — радостно воскликнул Гарри.
— Пока нет, — сказал Рон, хлопнув Невилла по спине. — Он ведь только что купил его, не так ли, Невилл?
Невилл застонал, его голос звучал одновременно угрюмо и испуганно. И пьяно. Очень пьяно.
_ Он просто пытается набраться храбрости, — сказала Чо театральным шепотом. — Он беспокоится, что Ханна бросит его, если он попросит ее слишком рано.
— Она такая чертовски хорошенькая, конечно, она меня бросит, — сказал Невилл. — Вы меня не видели? Я словно не тот конец сказки. Я лягушка. Это я.
— Невилл, ты говоришь не очень разумно, приятель, — сказал Рон. — Не имеет значения, пусть камень говорит за тебя. Он огромен.
Рон повернул коробку так, чтобы Гарри мог видеть кольцо внутри, и Гарри согласился, что, похоже, Невилл, возможно, переоценил себя.
— Это… Вау, Невилл, ей понравится.
— Кольцо не имеет значения, — рассудительно сказала Гермиона. — Вы встречаетесь уже много лет, Невилл. Она будет так счастлива. Ты должен немедленно пойти и спросить ее. — Невилл громко икнул. — Э-э… может быть, через несколько часов. Или завтра.
Гарри скользнул на скамейку рядом с ней, и она подвинулась.
— Привет, Гермиона.
— Гарри. Как работа? Из-за Драко?
— Это… — Гарри попытался отогнать воспоминания о своем недавнем сне. — Странно.
— Странно? С Робардами все очень сложно?
— Нет… то есть да, но это не так… Это просто странно, вот и все. Его дом превратился в развалины. Он зарабатывает тридцать тысяч фунтов в неделю, иллюстрируя свадебные приглашения, его мать умирает…
— Его мать умирает? — спросила Гермиона пронзительным тоном.
— Тихо, — сказал Гарри, оглядываясь по сторонам. Он не хотел афишировать чрезвычайно сложные жизненные проблемы Драко перед всем столом. — Она может быть наименее странной частью этого. Его дом разваливается, и он превратил себя в печатный станок для одного человека, и его одежда потрясающая…
Гермиона подняла бровь.
— Это интересно, Гарри.
Гарри почувствовал, что краснеет.