— Ты его ревнуешь? — спросила Аннет.
— Не знаю. Немного.
— Я бы на твоем месте изошлась вся. Мой любимый меня почти бросил. Мы должны были ехать в отпуск, я тебе говорила.
А потом со мной это случилось. И он уехал один. Я уверена, что он заведет десять курортных романов. Он всегда был падок на баб.
— Зачем же тебе нужен такой бабник?
— Сама не знаю. Разве мы сами выбираем тех, кто нам нужен? Мне вот, например, никогда не нравились положительные мальчики. Мне с ними скучно.
Я подумала и согласилась с Аннет. Порочные герои всегда привлекательнее прилизанных отличников.
— Слушай а что это за шпала все время к тебе приходит? — спросила вдруг Аннет. — Приходит и молчит?
— Это моя подруга, — нехотя объяснила я.
— Ничего себе подруга! Чего ж вы не разговариваете совсем?
— Долгая история!
— А я никуда не спешу, — усмехнулась она и, вздохнув, добавила: — К сожалению.
— Расскажу в другой раз. Нет настроения.
— А она красивая. Что-то в ней есть.
Я отчаянно скучала. Молодая и полная энергии, я была вынуждена лежать на опостылевшей кровати, лежать на спине, изредка переворачиваясь на бок и на живот.
Самое ужасное — первая половина дня. В первой половине дня ко мне почти никто не приходил.
Я не могла спать долго. Да и потом, Аннет просыпалась в половине седьмого и начинала кряхтеть. Ей было всего двадцать пять, но кряхтела она не хуже древней старушки. Такое впечатление, что для нее это был такой интеллигентный способ привлечь внимание окружающих. Она вздыхала, иногда принималась деликатно покашливать.
Я сто раз просила её вести себя тише по утрам, но она недоумённо вытаращила на меня свои оленьи глаза — тарелки. Когда она пыталась изобразить удивление, её глаза выглядели огромными, как у марсианки из кино.
— А я разве шумлю? Я даже не говорю ничего…
— Ты кашляешь и громко дышишь. — Я понимала, что моя претензия звучит преглупо. В самом деле, не может же она и вовсе не дышать.
Аннет обижалась.
— Уж и кашлянуть нельзя. Когда к тебе ходят толпы обкуренных парашютистов, я ничего не говорю!
Между тем ко мне уже давно не ходили никакие толпы. Первые недели две — да. Все приходили — и Жорик с Кисой, висящей на его руке, и Димка Шпагин. Приходили даже те, с кем на аэродроме я не была особенно дружна. Мне приносили фрукты и парашютные журналы. Киса незаметно сунула мне под подушку плотно забитый косячок. Ненормальная — где я могла его выкурить? Не могла же я курить марихуану прямо при Аннет! А выйти из палаты я тоже не могла.
Поэтому косячок я передарила Генчику, и он был весьма рад.
Они приходили всё реже и реже. Видимо, сочли, что дружеский долг исполнен.
Остались только Генчик и Юка. Юка приходила почти каждый день, но я не желала с нею разговаривать. Она заглядывала в палату и молча вешала на спинку моей кровати пакет с разными вкусностями. Она не жалела денег на экзотические блюда — в заветных пакетиках я находила и суши из японского ресторана, и дорогие шоколадные пирожные из кофейни. Мне нравилось смотреть на эти продукты, каждый раз я заглядывала в мешочек с трепетным предвкушением ребенка, который разворачивает рождественский подарок.
Но ничего из принесенного Юкой я не ела. Что-то отдавала Аннет, что-то — больничным нянечкам. Все они считали меня чудачкой, а я предпочитала давиться больничными супами и кашами.
Генчик приходил несколько раз в неделю. Я никогда не знала о его визите заранее, поэтому ждала его всегда. Каждое утро я не ленилась причесываться и подкрашивать ресницы. Пусть он видит, что я красива даже, когда у меня сломан позвоночник.
Аннет называла меня чокнутой.
— Ты бы ещё платье вечернее нацепила, — смеялась она.
— И нацепила бы. Только, боюсь, это будет нарочито выглядеть.
— Очень его любишь, да?
— Разве можно его не любить!
— Он красивый.
— Еще бы.
— Знаешь, Настя, я немного тебе завидую.
— Почему? — удивилась я.
Мне вспомнилось, как Дюймовочка однажды сказала, что она мне тоже завидует. И Дюймовочка, и Аннет были гораздо красивее меня. Разве красивый человек может завидовать некрасивому?
— Я вот не люблю никого до такой степени, чтобы краситься в больнице. Знаешь, я здесь совсем опустилась. Иногда мне бывает лень причесываться. Я смотрю, как ты красишь ресницы, и вдруг вспоминаю, что уже три дня не чистила зубы.
— Хочешь, я буду тебе напоминать?
— Я прекрасно помню, — засмеялась она, — только зачем мне чистить зубы, если я всё равно ни с ком не целуюсь.