Я поставила чайник и отрезала неаккуратный ломоть белого хлеба. Других продуктов в моей кухне не нашлось. Может быть, отправить Юку в магазин. Она ведь наверняка будет чувствовать себя виноватой после вчерашнего. Все что угодно для меня теперь сделает.
— Настюха! — бодро позвала она меня.
— Не надо меня так называть, — поморщилась я, запивая хлеб вчерашним чаем.
— А как тебя ещё называть? — Босая Юка продефилировала в ванну. — Ну и видок у меня. А что, мы вместе спали, что ли?
— Как будто бы ты сама не знаешь.
— Откуда мне? Я пьяная была, если ты не заметила. А ты, выходит, воспользовалась моей беспомощностью.
Она появилась на пороге кухни, заметно посвежевшая, но все равно отчаянно некрасивая. Её кожа выглядела желтой и сухой. В тот момент ей можно было дать и тридцать лет. Зато она хотя бы смыла макияж и причесалась.
— Это кто ещё кем воспользовался. Чай будешь?
— Буду. Только завари мне свежий, терпеть не могу помои. Ну и бардак у тебя.
Я молча загремела чашками, а Юка пожелала принять душ. Она деловито порылась в моем шкафу и выбрала мой любимый свитер, видимо собираясь надеть его после душа. Меня неприятно царапнула её бесцеремонность.
Юка скрылась в ванной. Я насыпала заварки в её любимую чашку из розоватого прозрачного фарфора. Когда-то эту чашку подарила мне мама. Юке нравилось пить чай именно из неё, и у меня вошло в привычку уступать чашку ей.
Черт, она ведет себя, как неудачница в климактерическом возрасте, а я по-прежнему оставляю лучшую чашку ей.
Сейчас она выйдет из душа, распаренная, порозовевшая. И начнется. Почему она считает, что имеет право так со мной обращаться? После того как она соблазнила Генчика? После того как явилась сюда страшной и пьяной? А если бы даже и не было всего вышесказанного, то отчего она с самого начала решила, что имеет право постоянно меня высмеивать? Ненавижу её искривленные в презрительной усмешке губы.
Ненавижу её выражение лица, когда она говорит, что у меня толстые ноги. Ненавижу её неестественный смех.
И даже теперь, когда она знает, что я видела её грязной и жалкой, что мне известен цвет её глаз и происхождение якобы холеных ногтей — даже теперь она остается непростительно уверенной в себе. Она уверена, что с ней ничего не случится и что я всегда буду любить её и восхищаться ею, как бы она себя ни повела.
— Настя, я выхожу! — крикнула она. — Чай готов?
Я посмотрела сначала на чашку, затем на дверь. Вот плесну ей в чай дихлофоса, будет знать. Я как наяву это увидела — Юка с видом английской леди размешивает в чашечке сахар (специально для нее я приучилась покупать тростниковый, обычный рафинад наша леди принципиально не употребляла), потом отхлебывает маленький глоточек — и сначала на лице её появляется удивление, потом она морщится от нахлынувшей боли. Уродливо краснеют щеки, вместо вздоха из горла вырывается надрывный хрип. Она судорожно прижимает увенчанные пластмассовыми ногтями ручонки к животу, она смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. Разрывающая на части огненная боль мешает ей произнести хоть слово. Она падает на пол, а я спокойно смотрю, как она корчится у меня под ногами. Было бы эффектно, если бы мне удалось индифферентно закурить. Но это вряд ли — я наверняка разнервничаюсь.
В ванной вдруг стало тихо — это Юка выключила воду. Я услышала, как она гремит флаконами — наверное, выбирает духи. Успею или нет? Жалко, что дихлофос я дома не держу. Но может быть, сойдет жидкость для мытья плит? На бутылке написано — не прикасаться без перчаток. Значит, и пить её опасно для жизни.
Интересно. Юка умрет сразу? Господи, что я делаю? Неужели я действительно делаю это?
Я плеснула темно-коричневую жидкость на дно чашки. Совсем не много, но думаю, что ей хватит. Насыпала побольше заварки, залила кипятком, размешала.
— Как хорошо на душе! — В кухне появилась улыбающаяся Юка. Её волосы были мокрыми. Она снова стала красивой.
— Вот твой чай. — Я поставила чашку на стол, а сама присела на подоконник, приготовившись наблюдать.
— Что это ты такая странная? Почему нервничаешь? — уставилась на меня Юка.
— Кто тебе сказал, что я нервничаю? — Я попробовала улыбнуться, но получилось не очень хорошо. — Ты пей чай.