Я всегда думал, что мог бы прожить любую, ну почти любую жизнь почти любого встреченного мною человека – не важно, в какой стране, молодого или старого, богатого или бедного. И, наверное, я мог бы так еще несколько лет работать в ресторанчике у Сакса, помогая ему в конторе, в зале или на кухне, смотря по надобности, постепенно отложить деньги, чтобы закончить учебу и начать преподавать американскую или испанскую литературу (я любил читать), снять квартиру или перебраться в отдельный дом и по воскресеньям приезжать навестить со всем семейством доброго дядюшку Энрике. Более того, я думаю, что я был бы вполне счастлив в своей семье, со своими книгами и всем миром, открытым перед нами. Я серьезно говорю: не случись то, что случилось, и не будь за мной Конторы – а эти два обстоятельства вступили в трагическую связь, – я прожил бы эту, вторую по счету, но, как оказалось, не последнюю, жизнь, ни о чем не сожалея и ни к чему другому не стремясь.
Но судьба постучалась в дверь в форме почтового служащего – черные брюки и черная же рубашка с короткими рукавами, хотя в то утро в солнечной Калифорнии шел снег и было чуть больше нуля.
– Пако! – крикнул Сакс. – Тебе письмо.
Я в тот момент работал за стойкой. Почтальон попросил показать мои права – я уже получил их, хотя машину мы еще не купили, – попросил расписаться в журнале и вручил мне конверт. Я вскрыл его, замирая в душе: вдруг это привет от Конторы? Я не ошибся.
Привет назывался наследство.
Их тоже можно понять. Вы засылаете сотрудника на оседание, то есть на постоянное жительство в чужой стране. Он там – абсолютный ноль: ни должности, ни связей, ни особых перспектив. Сколько лет должно пройти, пока безвестного кубинского эмигранта примут на работу, где он может получить доступ к интересующей Контору информации? Поколение! Да-да, на самом деле, интерес может представлять сын сотрудника. Если, конечно, он не будет считать своей родиной Соединенные Штаты Америки и не заложит отца со всеми его шпионскими связями.
Второй вариант – связной. Вам передают на связь уже завербованного агента, который в состоянии добывать нужную информацию, но не доставлять ее по назначению. Нужно передаточное звено, не вызывающее подозрений в среде обитания агента и, с другой стороны, вполне способное совершать поездки в города, где есть советские представительства. Большинство из нас к такой работе и готовились.
В первую же неделю после приезда в Сан-Франциско я послал открытку своей единственной старой тете на Кубу. Я ее даже видел перед отъездом – старушка была цветущим тридцатилетним мужчиной, курящим сигару под полосатым тентом. И вот теперь, почти через три года после нашего отъезда с Кубы, тетя умерла, оставив своему единственному племяннику акции, которыми еще с докастровских времен управляла брокерская контора в Майами. Распорядившись об их продаже, мы с Розой выручили не безумно большую, но позволяющую новый старт сумму, которая после вычета налогов составила 11 тысяч 628 долларов.
Мы сидели на скамейке в университетском парке на холме с работником советского консульства, представившимся либо честно, либо из-за недостатка воображения Арменом. Внизу проходила дорога, за нашими спинами раздавались веселые голоса и смех студентов, расположившихся прямо на траве.
Я всё думал о том, как бы было хорошо, если бы меня оставили в покое, и мы продолжили бы проживать наши долгие, долгие дни. Мы с Розой любили друг друга, у нас росли чудесные двойняшки, Калифорния была открытой и дружелюбной. (Та сцена с пуэрториканцем в Майами была боевым крещением: с тех пор и по сей день я никогда не сталкивался в Штатах с чем-либо подобным.) В свой выходной, во вторник, мы часами гуляли по улицам Сан-Франциско, радуясь, что живем среди всего этого очарования. И вот теперь всё придется менять!
– Да вы не слушаете меня! – вдруг заметил мой собеседник. – Вас что-то беспокоит?
Я посмотрел на него. Ему было под пятьдесят, почти лысый череп, большой крючковатый нос и глубокие печальные армянские глаза.
– Мы слишком долго не объявлялись, – сказал он за меня.
Я промолчал. Мы жили своей жизнью почти четыре года.
– Давайте так, – решил Армен, – определяйтесь не спеша. Нас пока устраивает, что вы в Сан-Франциско, и пока мы готовы ограничиться разовой помощью. Я бы на вашем месте вложил полученные деньги в бизнес вашего хозяина, если он согласится. Я так понимаю, отношения у вас хорошие.
– Хорошие.
– Я не настаиваю. Если эта сумма покажется ему слишком маленькой, оставьте ее себе на учебу. Потом еще что-нибудь придумаем.
– Хорошо. А какая помощь от меня нужна сейчас?