Чары улетучились в последнюю ночь слета – так же внезапно, как и налетели. На прощальном, улучшенном, то есть со спиртным, ужине кубинцы уставили все столы литровыми бутылками рома «Гавана Клуб», и все расслабились, что называется, по полной программе. Я тоже выпил, но пьяным не был: нам предстояла прощальная ночь с Тересой, да и вообще алкоголь на меня действует слабо. Тереса, с которой на людях мы не давали себе воли, пригласила меня танцевать. Это был медленный танец, и, прижавшись ко мне, она поведала мне свое тайное желание:
– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты пописал на меня, а я пописаю на тебя.
Я протрезвел, мгновенно и абсолютно. Честно говоря, я и сегодня не понимаю, в чем здесь может быть кайф. Тереса в упор посмотрела на меня и нахмурилась. Я, разумеется, знал, что умной ее не назовешь – это мягко сказано. Однако когда она радовалась и смеялась, это не было так заметно.
Танец закончился, и я отвел ее к столу, за которым сидел их оркестр. Однако Тереса просто взяла свою сумку и заявила мне, что идет домой. Три предыдущие ночи мы провели в моем номере, но я настаивать не стал.
Я вышел ее проводить. Мы пересекли широкий, совершенно темный бульвар и углубились в едва освещенные переулки. Тереса остановилась перед трехэтажным домом, окруженным палисадником. Все окна были погашены – было около трех ночи.
– Ты точно не будешь? – спросила она.
– Точно, – твердо сказал я.
Я знал, что она имела в виду.
– Подержи!
Тереса протянула мне сумку. Потом задрала подол платья и присела прямо на мостовой. Трусов на ней, это мне уже было привычно, не было. Вся сцена происходила в пяти метрах от ее дома, так что вряд ли Тереса просто не могла больше терпеть. Нет, ей важно было сделать это при мне.
Не знаю, почему я так и стоял там, пока не стихло журчание. Наверное, из-за ее сумки. Хотя я мог просто поставить ее на тротуар и уйти, но я лишь повернулся к ней спиной.
Тереса молча забрала у меня сумку. Я услышал ее гулкие шаги по каменным плитам, потом скрипнула калитка. Я обернулся – мне всё равно нужно было идти в ту сторону.
Тереса стояла у двери в подъезд, ища ключом замочную скважину.
– Пока! – сказала она.
Она больше не сердилась.
– Пока! – отозвался я.
И это было всё. Международная встреча закончилась, и больше мы не виделись.
Вернувшись в номер – мой сосед по молчаливому уговору уже которую ночь уходил спать в чужой, – я обнаружил, что пропала моя сумочка. У меня была такая сумка на кожаной петле, типа большого бумажника – в Москве их тогда называли педерасками. В сумке были какие-то деньги – это ерунда, на Кубе всё было по талонам, – но главное, пропали мои кубинские документы, изготовить которые, как я предполагал, было непросто. Я перерыл всё: я понимал, что серьезных объяснений, если документы не найдутся, мне не избежать. И потом всю ночь не мог заснуть.
Сумку свою я увидел на следующий день – она лежала на столе у Некрасова. За все время слета в гостинице он не появился ни разу – мы договорились, что я сам найду его, если что-то пойдет не так. А теперь он сидел напротив меня, строгал карандашик перочинным ножиком и поглядывал то на меня, то на сумочку, лежащую между нами на столе.
– Это вы ее взяли? – догадался я.
– Ну, не я сам.
Скрывать что-то в таких обстоятельствах было бы просто нелепо. Тем более, что Некрасову я доверял, как своему отцу. Так что я выложил ему всё, одним махом, включая мои субъективные ощущения.
– И тебе ни в какой момент не пришло в голову, что эта девушка запала на тебя не случайно?
– Нет, – честно ответил я, – не пришло. Хотя сейчас, когда вы это говорите…
Некрасов покивал головой.
– Это, брат, классика!
– А ведь мы проходили «медовые ловушки» в Балашихе, – на выдохе проговорил я.
Что было, согласитесь, совсем по-детски.
Некрасов был великодушен, как, впрочем, и всегда:
– Друг мой, между теорией и практикой…
Я замолчал. Я понял, что теперь нас с Ритой отправят обратно в Москву.
– Испытание было в этом?
– В том числе!
Некрасов проверил остроту грифеля и сложил, наконец, свой ножик.
– И результаты пойдут в Москву?
Некрасов встал и подтолкнул сумочку ко мне.
– Зачем! Снегу нет и следу нет. Я просто хотел, чтобы ты увидел, как это бывает.
Для Некрасова разговор явно был закончен. Я тоже поднялся и взял свою педераску.
– Мне, наверное, нужно всё рассказать Рите…
Некрасов хлопнул меня по спине и пошел со мной к двери.
– Не стоит.
И это было не распоряжение, которое куратор давал своему агенту, а просто совет человека пожившего совсем молодому.