— Всего один час, — пробормотал он. — Я даже не буду закрывать глаза.
Глава 5
Это моя территория.
От неожиданности Пакс чуть не свалился со ствола поваленного дуба, на котором он дежурил и уже почти дремал: за весь день — ни одного существа крупнее кузнечика, а тут вдруг, откуда ни возьмись, ярко-рыжая лисица. Пакс никогда раньше не видел других лисиц, но он знал, что это лисица — только помоложе и помельче его, самка. Она держала уши и хвост торчком — инстинкт подсказал ему, что это значит: она ждёт от него покорности.
Я здесь охочусь.
Пакса охватило сильное желание броситься к своей временной лёжке и забиться в оставшиеся стебли молочая, но он сдержался: что, если его мальчик вернётся, а его нет? Он прижал уши к голове, показывая, что он никому не угрожает, но он не уйдёт. Лиса подбежала ближе, и он вдохнул в себя её запах — знакомый, почти как его собственный, но другой, диковинный. Она тоже принюхалась и недоверчиво ощетинилась, уловив запах человека; шерсть у неё на загривке встала иглами.
Пакс тоже родился с этим инстинктом недоверия, но что такое недоверие против доброты, особенно если её являют тебе щедро и постоянно? И особенно если ты только что пришёл в этот мир. Паксу было всего шестнадцать дней, когда Питер спас его — угольно-бурый меховой завиток, потерявший отца, потерявший мать, только-только разлепивший глаза. И он очень скоро научился доверять тихому, нескладному, длинноногому мальчику, который принёс его домой.
Лиса приблизила свою остроносую морду, ещё раз внимательно внюхалась и снова ощетинилась, остевые волоски блестели на солнце, как иглы.
Это запах моего мальчика. Ты его видела? Пакс сообщил ей самые важные приметы своего человека: голые круглые уши; ноги, которые растут вверх — так ненормально высоко, что, когда мальчик бежит, Пакс всегда боится, как бы он не опрокинулся; чёрные закручивающиеся волосы, которые отрастают до какой-то длины, а потом опять становятся короткими.
Здесь нет людей. Но они приближаются. В этот момент Игла вскинула голову, будто её дёрнули за невидимую нить. Её уши повернулись на лёгкий шорох, который доносился от ближнего кустика бородача. Задняя часть её тела мелко задрожала, набирая энергию. Лиса высоко подпрыгнула и, вытянув лапы вдоль чёрного носа, нырнула в траву — сверкнул белый кончик хвоста.
Пакс сел и подобрался. Спустя секунду Игла появилась с древесной крысой в зубах. Выпрыгнув из травы, лиса перекусила шею своей добычи и уложила на землю.
Пакс осиротел, когда он ещё питался материнским молоком, и ни разу в жизни не пробовал свежую добычу. Запах крови подстегнул его голод и любопытство. Он сделал осторожный шаг вперёд, но Игла зарычала. Тогда он отодвинулся и дальше наблюдал с безопасного расстояния.
Пока лиса с хрустом отгрызала кусочки крысиной плоти, его голод ещё усилился. Пакс вспоминал, как он подбегал к своей миске с кормом, наполненной до краев, как радовался, когда Питер давал ему лакомства с рук — особенно самое главное лакомство: арахисовое масло. Он найдёт своего мальчика. Мальчик накормит его.
Пакс хотел спросить лису о людях, которые приближаются, но не успел: Игла уже подхватила зубами остатки добычи — заднюю ногу вместе с длинным крысиным хвостом — и, плавно огибая травяные кочки и постепенно превращаясь в мелькание огненно-рыжего и белого, побежала прочь. Прочь. Пакс вспомнил, как, рыча и разбрызгивая колючие камешки из-под колёс, уезжал автомобиль с его людьми.
На опушке леса лиса замедлила бег и, прежде чем скрыться под густой папоротниковой бахромой, ещё раз оглянулась через плечо на Пакса. Внезапно в верхушке поваленного дуба что-то треснуло, и лиса замерла. Прошумев сухой листвой, сверху вниз дугой пронеслась ярко-рыжая меховая полоска и приземлилась прямо Игле на спину.
Пакс припал к земле. Послышались звуки борьбы и тявканье лисы, но скорее раздражённое, чем тревожное. Он приподнял голову. Игла уже была наверху — она прижала меховой комок когтями к земле и цапнула его зубами. К удивлению Пакса, комок под её лапой развернулся, вытянулся и оказался существом, очень похожим на Иглу, только помельче и потощее. Пакс был озадачен. Он и не догадывался, что лисы способны парить, как птицы, сам он никогда не смог бы описать такую длинную плавную дугу.
Существо перекатилось на спину, покорно подставляя беззащитное брюхо, но Иглу это как будто разгневало ещё больше — её сердитый лай перемежался теперь шлепками и покусыванием. Пакса разбирало любопытство, и он переместился поближе.