В преамбуле этого секретного дополнительного протокола обе стороны проигнорировали существовавший политический порядок в Центральной Европе, присвоив себе право покушаться на суверенитет борющихся за сохранение своей независимости государств. Эта часть протокола констатировала, что уполномоченные представители двух договаривающихся сторон обсудили вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
«В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами».
По мнению даже отчасти посвященных в закулисную сторону событий немецких наблюдателей уже эти «особенно одиозные в тогдашней политической ситуации вводные слова»[1245] недвусмысленно указывали на то, что в данном случае речь шла о заключении «союза для войны». Согласованное таким образом «территориально-политическое переустройство» могло наступить либо в ходе военных столкновений, либо вследствие захвата и применения силы. Если для реальных германских планов такое выражение было эвфемизмом, то в отношении толкования этого текста советской стороной подобный вывод сразу делать нельзя, поскольку территориально-политическое переустройство в Польше, на которую в первую очередь были направлены интересы Германии, могло произойти и вследствие невоенного удовлетворения германских требований, а именно путем принятия Польшей германского ультиматума, касающегося Данцига и «коридора», на что, собственно, и надеялись дипломаты германского посольства в Москве. Так как германские карты были раскрыты не полностью, допустима возможность различных толкований. Правительства Великобритании и Италии в тот момент также делали ставку на мирный исход кризиса путем уступок германской стороне. Какие надежды с понятием «переустройство» связывали Сталин и Молотов, есть и остается предметом споров.
Во исполнение неоднократно дававшихся в ходе зондирующих переговоров обещаний о том, что все существующие между Германией и Россией вопросы на территории «от Балтийского до Черного моря» могут решаться на основе согласия, с подписанием секретного дополнительного протокола и начался этот основанный на консенсусе раздел Восточной Европы. Начался он на севере континента. Финляндию, входившую до конца первой мировой войны в состав Российской империи, решили, не спрося ее, передать Советскому Союзу. (На все запросы финского правительства, как и на последующие просьбы о помощи правительств Прибалтийских государств, в Берлине давался отрицательный ответ.) Не подлежит сомнению, что с немецкой стороны это делалось на основе существенной — увязываемой с более длительной перспективой — reservatio mentalis: Гитлер сознавал ценность сырьевых ресурсов Финляндии, особенно петсамского никеля, для германской военной промышленности и в период действия пакта дал достаточно свидетельств своей заинтересованности в такой Финляндии, которую Германия могла бы не только эксплуатировать экономически, но и использовать в военном плане — не в последнюю очередь с учетом перспективы заключительной и величайшей конфронтации — нападения на СССР[1246].
Для Сталина и Молотова с передачей Финляндии в советскую сферу интересов свалилась гора с плеч: они в течение многих месяцев опасались, что Германия сможет утвердиться на Аландских островах, перебросив туда свои войска, и пытались не допустить этого сначала в ходе переговоров с западными державами, затем в переговорах с финляндским правительством о передаче Аландских островов и острова Ханко Советскому Союзу в аренду и, наконец, в ходе московских военных переговоров, на которых советская сторона ставила вопрос о временном занятии и использовании о-ва Ханко и Аландов. И вот теперь сверх Аландских о-вов и стратегически выдвинутого о-ва Ханко в сферу советских интересов была включена вся финская территория. О подобном повороте дела Сталин мог столь же мало мечтать, сколь мало Советское правительство политически, а Красная Армия в военном плане были подготовлены к практической реализации такой договоренности.
Развитие советско-финляндских отношений в период реализации пакта наглядно показывает, в сколь малой степени Советское правительство готово было к осуществлению действительного включения признанных за ним территорий в «сферу своих интересов». У него, как это продемонстрировали начатые 12 октября 1939 г. в Москве советско-финляндские переговоры, не было последовательных политических планов реального присоединения прилегающих к СССР районов Финляндии. Вдобавок и имевшиеся военные силы, как красноречиво подтвердила неудача Красной Армии в зимней кампании 1939/40 г., были недостаточными для военного завоевания стратегически важных позиций на юге Финляндии, не говоря уже об оккупации всей страны.
1246
См.: