Если у Риббентропа и Гитлера эти идеи занимавшихся Россией дипломатов встретили мало понимания, то у Советского правительства, несмотря на постоянное серьезное недоверие его к скрытым подлинным намерениям германской стороны, они смогли — с известной передвижкой фаз — вызвать интерес. Шуленбургу предположительно прежде всего в его беседах с Астаховым (17 июня 1939 г.) и Молотовым (28 июня 1939 г.) удалось пробудить к таким идеям интерес советской стороны намеками на то, что договор о нейтралитете все еще остается в силе, попутно сделанными им в ходе выполнения официальных поручений. Эти намеки, а также тот факт, что имперское правительство было в курсе усилий германского посла, о чем в конце июня было доведено до сведения Советского правительства итальянским министром иностранных дел, положительно воздействовали на советскую готовность к переговорам.
15 августа Молотов недвусмысленно проявил интерес к идее, лежавшей в основе «плана Шуленбурга», и осведомился об отношении германского правительства к вопросу заключения пакта о ненападении. Он выразил готовность Советского правительства начать конкретные переговоры при условии, что и имперское правительство одобрит этот (разработанный Шуленбургом) план. Гитлер незамедлительно дал положительный ответ, с жадностью подхватив это первое и конкретное волеизъявление советской стороны[1307]. И когда Шуленбург 17 августа зачитал Молотову письменный ответ, содержавший готовность германского правительства заключить пакт о ненападении сроком на 25 лет, гарантировать нейтралитет Прибалтийских государств и использовать свое влияние на Японию с целью улучшения и укрепления советско-японских отношений, успех его усилий в Берлине и Москве стал вполне осязаемым. За вручением Молотову во второй половине дня 19 августа страдавшего недостатками германского проекта пакта о ненападении последовала передача в конце того же дня Шуленбургу советского контрпроекта и — поздно вечером — указание Сталина о подписании германо-советского экономического соглашения — первого этапа на пути договорное урегулирования отношений.
Тем самым проявленная дипломатией инициатива, собственно, уже достигла своей цели. Однако с обеих сторон дали себя знать наслоения проблем и осложнений: Гитлер воспользовался инициативой дипломатии в качестве средства для другой цели, а Советское правительство питало недоверие к провозглашенной цели или по крайней мере сознавало ее амбивалентность. Эти обстоятельства — решительное использование указанной дипломатической инициативы в интересах подготовки войны Гитлером и непонимание ее трудной и частично независимой роли Советским правительством — придали ей характер трагического шага глобально-исторической значимости. Трагичность усилий Шуленбурга и его ближайших коллег состояла в том, что в те отмеченные лихорадочностью действий недели и дни, которые предшествовали заключению пакта, они все больше сознавали свою объективно роковую роль, но в то же время в силу самими ими избранных предпосылок не видели никакого иного пути, кроме как еще упорнее стремиться к однажды поставленной себе цели.
Своего рода моментальный снимок этих отчаянных усилий, относящихся предположительно к 17 или 19 августа, оставил в своих воспоминаниях Никита Хрущев, который поведал:
«Вспоминаю, как... Молотов... пришел к Сталину и сообщил, что пригласил к себе Шуленбурга... Шуленбург, как показала история, был активным сторонником... укрепления мирных взаимоотношений между Германией и Советским Союзом. Он был решительным противником войны Германии против Советского Союза... И вот незадолго до 23 августа 1939 г. Молотов вызвал Шуленбурга и отрегулировал с ним определенные вопросы, вытекавшие уже из договора. Так вот, Шуленбург буквально умолял заключить договор, чтобы дело не дошло до войны, именно этот пакт о ненападении и дружбе... И Шуленбург сказал что-то вроде: «Сам бог... нам помог, сам бог помог... Правда, наше отношение к этому было тогда такое, что все это игра. Но потом история показала, что это действительно были искренние настроения и понимание необходимости строить отношения Германии с Советским Союзом на мирной основе, а не на военной...»[1308]
Несколько дней спустя дипломатическая инициатива драматическим образом показала свою ошибочность: она уже длительное время перекрывалась инициативой Гитлера, которая, до дна исчерпав все ее возможности, в решающий момент взяла верх.
1307
В своем выступлении перед главнокомандующими в Оберзальцберге 22 августа 1939 г. Гитлер корректно воспроизвел последовательность инициатив, подчеркнув, что он сам после смещения Литвинова положил начало перестройке отношений с СССР и подал идею экономических переговоров. Далее он заявил: «Наконец, от русских (разрядка в тексте. —